Love истории знаменитых пар времен СССР

"Оттуда" она вернулась совсем другим человеком
Лететь в космос должна была не Валентина Терешкова, а ее подруга по аэроклубу Татьяна Морозычева, у которой было гораздо больше прыжков с парашютом. Но на медкомиссии неожиданно выяснилось, что Таня ждет ребенка. Говорят, вскоре, так и не оправившись от шока, эта женщина спилась.
"Эй! Небо, сними шляпу", - произнесла Валентина Терешкова 16 июня 1963 года, перед тем как стать легендой.
Когда 26-летняя Валентина благополучно приземлилась после полета, у многих чувство обиды и зависти сменилось жалостью. Космическое путешествие Терешкова перенесла плохо. Эти семьдесят часов стали для нее настоящим адом. Почти все время Валентину непрерывно тошнило и рвало. Но она старалась держаться – на Землю шли доклады: "Я – "Чайка". Полет проходит нормально". А при катапультировании Терешкова ударилась головой о шлем – приземлилась с большущим синяком на щеке и виске. Валентина была почти в бессознательном состоянии. Ее срочно переправили в госпиталь в Москву. Лишь к вечеру светила отечественной медицины сообщили, что жизнь и здоровье Терешковой вне опасности. На следующий день срочно сделали постановочную съемку для кинохроники: Терешкову посадили в аппарат, засняли статистов, бегущих к нему. Потом один из них открыл крышку аппарата. Терешкова сидела внутри, веселая, улыбающаяся. Эти кадры облетели весь мир.
Известно, что Валентина Владимировна крайне редко дает интервью.
Кто знает, может быть, поэтому 71 час, который она провела в космосе, оброс целым букетом, мягко говоря, небылиц. Известно, что Валентина Владимировна крайне редко дает интервью.
- Не один десяток лет я хранила тайну, поскольку меня об этом попросил Сергей Павлович Королев, - призналась она. - Дело в том, что в автоматической программе корабля была допущена какая-то не неточность, а скорее оплошность: он был сориентирован так, что, вместо того чтобы осуществлять систему спуска, его орбита, напротив, поднималась. И я вместо Земли улетала "туда". Эту ошибку в первые же сутки я заметила и доложила Сергею Павловичу, а он и Юрий Гагарин держали со мной связь.
Ошибку быстро исправили. Получив нужные данные, Терешкова заложила их в систему спуска и благополучно приземлилась. Впервые об этом три года назад рассказал конструктор и ученый Евгений Васильевич Шабаров. "Сама я об этом молчала, - улыбается Валентина Владимировна. - А вот Евгений Васильевич решил обнародовать. Так что я могу теперь спокойно об этом говорить".
Из космоса "Чайка" вернулась женщиной-символом. Ей начинают подражать – дамы просят в парикмахерских сделать стрижку, как у Терешковой. На прилавках появляются наручные часы "Чайка". Ее приглашают в Кремль – целуют ручку. Общественные организации по всему миру хотят видеть ее своим почетным членом. Ее жакет, кроме звезды Героя, украшают два Ордена Ленина, Орден Октябрьской революции, Трудового Красного Знамени и Дружбы народов. Она – герой республик Болгария и Монголия. Терешкова становится женщиной-легендой. Ей присваивают генеральское звание (она до сих пор – единственная в российской армии женщина-генерал). Один из кратеров на Луне назван ее именем.
Все, кто знал ее, говорили, что "оттуда" Терешкова вернулась совсем другим человеком. Особенно дивились "звездной болезни" ее земляки. Она приехала в родной Ярославль спустя месяц после полета. На комбинате организовали митинг. Горожане ждали у ворот, когда знаменитая космонавтка после встречи с ткачихами выйдет к ним. А Терешкову черным ходом вывели на пристань к катеру. Народ остался с носом. После должна была пройти встреча с земляками на стадионе. И опять люди ждали героиню, готовились, наряжались. А пришли – и ничего не увидели.
– Потом мы встречались с ней, – говорит Романов, главный энергетик текстильного комбината "Красный Перекоп". – Но она уже не могла быть сама собой. Поддерживала другой имидж. Все время со свитой, которая ни на минуту ее не отпускала. Секретари обкомов, горкомов... Она вроде, как прежде, спрашивала: "Как дела?", а тон – другой. Все больше высокие фразы. О ее жизни мы узнавали только из газет.
Их сосватал сам Хрущёв?
Через пять месяцев после полета – 3 ноября 1963 года – Терешкова неожиданно для многих вышла замуж за космонавта Андриана Николаева. Никто не мог взять в толк, почему именно этот человек стал ее мужем. Поговаривали, что она была влюблена в Гагарина, но он уже был женат. Ярославцы вспоминали, что был вроде у нее какой-то жених, но кто он, где и что с ним? Одна газета назвала имя Роберта Силина, с которым Валентина занималась в аэроклубе и за которого якобы собиралась выйти замуж. Однако найти этого человека журналистам не удалось.
– Близкие отношения, как принято сегодня, тогда были редкостью, – считает Романов. – Хотя, конечно, за ней ухаживали. Она дружила с Валентином Аристовым. Ходили в кино, в театр, вечерами гуляли, наверное, целовались. И своих отношений не скрывали.
Единственным объяснением этого неожиданного для всех брака для многих служило то, что сосватал их сам Хрущев. Подталкивали его к этому ученые-медики, которым хотелось продолжить начатые в космосе исследования человеческого организма во время и после полета. К тому же руководитель государства хотел показать всему миру, какие "правильные" советские люди – и делают то, что надо, и женятся, на ком надо. И вправду, такой звездной пары не было нигде в мире. Николаев на то время был единственным, кто пробыл в космосе дольше всего – четверо суток. Он первый, кому разрешили отвязаться от кресла и выйти в "свободное плавание". К тому же он был единственным холостым мужчиной в команде космонавтов.
В то же время слухи о "вынужденной женитьбе" опровергает дочь Терешковой Елена. В фильме "Личная жизнь Валентины Терешковой", подготовленном Первым каналом, она рассказывает, как красиво ухаживал Андриян за Валентиной, как они понимали друг друга. "Да, когда-то Гагарин, глядя на Валентину и Андрияна, сказал Хрущеву: "А не поженить ли их нам?" На что первый секретарь ЦК КПСС заметил, что дело это сугубо личное", - говорит одна из авторов фильма Этери Левиева.
Правда, были и те, кто напрочь отрицал версию брака по расчету Хрущева. Третья женщина-космонавт Елена Кондакова сказала: "Члены первого отряда были настолько привилегированными людьми, что к ним прислушивался сам Никита Сергеевич. И если бы Валентина Владимировна сказала "нет", никакой ЦК КПСС не смог бы заставить".
– Да Хрущев был ноль, ничего он не решал! – говорил в одном интервью сам Андриан Николаев. – Он, наоборот, нам испортил свадьбу. Я хотел провести ее в Доме офицеров Московского гарнизона, заказал стол на 300 мест, а Хрущев передал, что свадьба будет в Доме приемов правительства. А там могли разместиться только 200 человек. Сотню друзей и родственников мы попросили ждать нас в Звездном городке. И как только Хрущев с супругой со свадьбы ушли, мы сразу сбежали в Звездный.
Через год у Валентины и Андриана родилась дочь. Бытует мнение, что девочка появилась на свет недоношенной и глухой. Тем не менее, кроме косоглазия, в детстве никаких других внешних факторов, указывающих на ее недуг, никто не замечал. Елена с отличием закончила школу, мединститут. Сейчас она замужем, у нее растет сын Алеша, который говорит всем, что его дедушка и бабушка летали на ракете. Ни о браке матери и отца, ни о последовавшем разводе дочь ничего не говорит. Не исключено, что всех нюансов Терешкова не раскрыла ей до сих пор.
Она - огонь, он - вода
Развод звездной пары потряс многих не меньше свадьбы. Надо сказать, что при этом нелегко пришлось им самим – семейные ссоры в отряде космонавтов тогда разбирали многочисленные комиссии. Впрочем, развод не для всех был неожиданностью. Когда семья Терешковой и Николаева только появилась, были те, кто понимал: это не надолго. Хорошо разбиравшийся в людях генерал Николай Каманин 10 ноября 1963 года записал в своем дневнике: "Вчера на аэродроме Валя и Андриан улыбались и внешне были вполне довольны друг другом.... Для политики и науки их брак, возможно, и будет полезным, но я совсем не уверен, что Валя действительно любит Андриана. Уж слишком они разные: она – огонь, а он – вода. Оба сильные, волевые люди, ни один из них добровольно не подчинится другому... От этого брака больше выиграет Николаев, а Терешкова может только потерять".
Сам же Андриан Григорьевич в первой своей книге "Встретимся на орбите", вышедшей в 66-м, нежно и тепло пишет о супруге: "Мы счастливы. Мы нашли друг друга, как самое заветное в жизни. Сроднили нас общие взгляды на жизнь, общая работа, общие цели и, как сказала Валя, одна река. Оба мы с Волги..." А уже во второй своей книге "Космос – дорога без конца", изданной в 79-м, о Терешковой – коротко и сухо.
О её нынешней жизни тоже ивестно мало
В начале 80-х Валентина Терешкова познакомилась с Юлием Германовичем Шапошниковым, возглавляющим Центральный научно-исследовательский институт травматологии и ортопедии. Говорили, что он из-за нее бросил прежнюю семью. Несколько лет назад он умер от рака. "Скромняга и труженик", – так его характеризовали. Да и Валентина Владимировна тепло отзывалась о втором муже.
К сожалению, по-настоящему близких людей у первой женщины-космонавта почти не осталось. Горячо любимый ею младший брат Володя, работавший кинооператором в Звездном, несколько лет назад умер. Давно нет в живых и мамы. Очень долго искала Валентина Владимировна могилу отца, погибшего на Карельском перешейке. Благодаря одному из маршалов Минобороны, выделившему средства для облета местности, нашла братское захоронение, заросшее лесом. Поставила памятник и регулярно бывает там.
Говорят, сейчас свиты у Терешковой гораздо меньше. Она всегда скромно одета, такая же трудолюбивая. Как-то у нее в гостях были школьные учителя. Рассказывали: встала в шесть утра, каши пшенной наварила, всех накормила... Много сделала Терешкова для Ярославля, помогает людям. В 1996 году тяжело заболела директор школы, в которой училась Валентина Владимировна. Нужна была операция. Благодаря Терешковой сделали в Москве бесплатно.
Правительство СССР и России никогда не оставляло без внимания первую женщину-космонавта. Она всегда была на государственной и общественной работе. У Терешковой огромные связи, благодаря которым, говорят, она в последний момент перед уходом на пенсию стала генералом. Хотя, если уж говорить откровенно, и об этой стороне ее жизни известно очень немного.
Он - по прежнему красив и холост
Звездный – небольшой городок. Здесь все обо всех знают. Тем более о знаменитостях. Женщины Звездного о Николаеве говорят как об образцовом хозяине – обстоятельном, распорядительном и "правильном", причем обычно добавляют еще "слишком правильном". Одна из его соседок с восхищением рассказывала, что у Андриана Григорьевича дома – идеальная чистота, ни пылинки. И тут же удивленно добавляла: "И это при том, что я ни разу не видела, чтобы ему по хозяйству помогала женщина!"
С начала 60-х Николаев исправно получает письма от женщин, которые хотели бы связать с ним свою жизнь. Особенно часто такие послания стали приходить после того как в печати прошли первые заметки о том, что они с Терешковой живут врозь. Идут письма и сейчас. А как же – он до сих пор красив, подтянут, хотя уже преодолел семидесятилетний рубеж, к тому же генерал, дважды Герой...
– Для того чтобы жениться, нужно хорошего друга найти, – считает Андриан Григорьевич.– А где сейчас найдешь женщину-друга?! Я так и не нашел! Понимал – многих интересовал не я сам, а мое положение – я человек опытный, людей вижу.
Слухи о том, что после развода он стал прикладываться к рюмке, отрицает напрочь: "Да не пил я никогда! Это одна газета написала, что летчик-космонавт Николаев – совершенно спившийся человек. Я подал на нее в суд и выиграл. Вот сейчас должен деньги за моральный ущерб получить".
Николаева уже нет в живых. 74-летний летчик-космонавт СССР, генерал-майор авиации, дважды Герой Советского Союза Андриян Николаев, скоропостижно скончавшийся 3 июля 2004 года в Чебоксарах, похоронен на территории Музея космонавтики в селе Шоршеллы (Чувашия). Такое решение накануне приняла комиссия правительства Чувашии по организации похорон Николаева, сославшись на волеизъявление и пожелания его близких родственников.
Послесловие
На официальном сайте Центра международного научного и культурного сотрудничества при правительстве РФ, возглавляемого Валентиной Терешковой, написано: "Мы открыты к взаимодействию и сотрудничеству". К сожалению, это не касается личной жизни первой-женщины-космонавта.
Молчал о своем браке с Терешковой и сам Николаев. Такое ощущение, что бывшие супруги заключили соглашение о неразглашении фактов их семейной жизни. И если это так, то стоит уважать мужчину, не опустившегося до описания "кухонных" сцен. Хотя, без сомнения, он бы прилично заработал на мемуарах.

- С Левой мы жили в соседнем подъезде, в трехкомнатной квартире. Первая наша квартира - двушка в Чертаново. От радиокомитета, где Лева работал, строили кооператив. Своих денег у нас, конечно, не было - помогла моя сестра. Позже переехали сюда, в Сокольники, поспособствовал наш приятель. К тому же Лева уже был лауреатом "Золотого Орфея". Ушел он от меня, как подобает настоящему мужчине - с одним чемоданом. А мне зачем одной три комнаты? Я обменялась на двухкомнатную. Хотела показать вам фотографии, где мы вместе - молодые, красивые. Но они куда-то задевались, не могу отыскать. Я их убрала подальше, чтобы душу не травить.
Ее глаза покраснели, она сняла очки и всхлипнула, как обиженный ребенок.
- Когда Лева уходил, я думала, он возьмет наши снимки на память. Но нет, не взял ни одной фотографии.
Закурив, она немного успокоилась и пустилась в воспоминания.
- Мы вместе учились в ГИТИСе на отделении оперетты. Он - на два курса младше, хотя я старше Левы на год, просто он поступил после армии. Девчонки были в восторге: какой красавчик появился! У него еще и кудри вились. Почему-то он их стеснялся и выпрямлял. А вот то, что шепелявил - не комплексовал и не занимался с логопедами. Считал, что он и так хорош.
Альбина и Лев
Однажды Лева заглянул в танцкласс. Смотрю - глядит на меня в упор. Я не робкая. После занятий подошла и спросила: "В чем дело?" Он ответил, будто я очень похожа на его племянницу. Я не растерялась: "Давай вези к ней и показывай, посмотрю, не врешь ли". Приехали в Химки, к нему домой. И точно: племяшка вылитая я! Левина мачеха очень серьезно отнеслась к нашему визиту, решила раз Лева привез домой девушку, значит - невеста.
- Однажды прихожу на занятия, а он стоит у аудитории с букетом ромашек, - продолжает Абдалова . - А у меня день рождения. И из всех цветов я люблю именно ромашки. Он взял меня под руку и повел в палисадник у ГИТИСа. Усадил на лавочку и достал бутылку вина. Потом ребята еще сбегали в магазин... Я до сих пор сладкое вино терпеть не могу. Кстати, в гостях мне всегда приходилось пить за двоих. Лева чуток пригубит, и у него такая дикция становится, что ничего не разобрать, одно шипение.
С тех пор Лева и Алла после занятий провожали друг друга до дома. Сначала он ее до бульвара Карбышева, потом она его - до метро "Войковская". Потом снова он - ее.
Как-то так запровожались, что Алле было уж очень поздно возвращаться. Он предложил девушке переночевать у него.
- Сказал: "Ты ничего плохого не подумай: у меня дома папа, мама и сестра". Домашние, конечно, дрыхли глубоким сном. Потом он меня спрашивал: "Ал, правда, мы тогда в первый раз?" А я придуривалась, нет, что-то не помню.
- Это была ваша первая любовь по-взрослому?
- Нет, у меня до Левы были мужчины, а у Левы - женщины. Мы с ним до регистрации жили лет семь. Встречались тайно - то у моей сестры, то у его родителей. Лева мне как-то сказал: "Мы не спали с тобой разве только на небе!" То есть вез-де! Это действительно чудо, если тебя мужчина в любой момент... даже неподходящий! Кругом люди, а я чувствую: он хочет. И он должен это получить. И я этого тоже хочу. То есть мы настроены на одну волну... - Альбина Александровна затянулась сигареткой поглубже, вздохнула: - После Левы я ничего себе такого не позволяла. Ведь терять голову можно только с любимым мужчиной.
- Как-то Лев Валерианович посетовал, что ему не довелось вырастить детей. Вы не родили. Во второй раз он женился на женщине моложе себя. И этот брак тоже бесплодный…
- Если вы намекаете, что у Льва Валериановича что-то не в порядке, то ошибаетесь! С этим у него все хорошо. И я не была бесплодной, несколько абортов от него пришлось сделать.
-Зачем?
- Да, он иногда говорил, что надо бы родить детей. Но на деле получалось все иначе. Забеременев, я долго думала, как быть. Меня преследовали сомнения, будем ли мы вместе и дальше. Я его спросила: "Ты меня любишь? Если да, то рожу". Он мне на это ничего не ответил. Вот я и пошла к акушерке. В другой раз опять залетела, снова спрашиваю его, что делать. А ему не до того. Он из Японии приехал, у него впечатления... Пробормотал что-то, вроде, поступай, как хочешь. По дурости, может быть, спросила врача, кого из меня выскребли. Она говорит: "Пацана". Я мужу и рассказывать не стала, что у нас родился бы сын. Потом уже ходила на аборты, не советуясь. Однажды мне врач после операции сказала: "Алла, у тебя могли бы быть два отличных мальчика. Близнецы". Меня как ошпарило. Я еле добралась домой. Прихожу и вижу: Лева развалился в кресле, треплется по телефону со Славой Добрыниным. А Слава, я вам скажу, еще тот ходок по бабам. Слышу, они договариваются гульнуть с девками. А Лева при этом улыбается как ни в чем не бывало, и еще спрашивает меня: "Чего ты, старуха?" Я ему и ответила: "Делай, что хочешь". Но вообще-то Лева не был гуленой, я никогда его ни с кем не заставала. До Ирины, его нынешней жены, он мне ни с кем не изменял. Он порядочный человек.
- Лева нравился многим женщинам, но не только женщинам, - добродушно рассмеялась Абдалова, вспомнив забавную историю.
1972 год был для Льва Лещенко настоящим прорывом. Он победил на "Золотом Орфее" в Болгарии, потом получил приглашение участвовать в конкурсе в польском Сопоте.
Алла с Левой жили бедно. У Льва Валериановича не было подходящей одежды. Кто-то посоветовал обратиться к модельеру Вячеславу Зайцеву. Кутюрье предложил певцу прийти в ателье на примерку.
- Вы обращали внимание, что у Льва Валериановича задница такая… ну не совсем, как положено мужику. В общем, мечта педерастов, - незлобно хихикает Абдалова. - В первый раз он попался гомикам в туалете у театра оперетты. Смотрю, мой мужик вылетает из отхожего места весь белый: "Я сейчас чуть не убил!" Спрашиваю: "Педика, что ли?" И подшучиваю: "Ничего удивительного, у тебя попа-то о-о-о, у меня такой нет". Вот и модельер ее тоже оценил. Лева уговаривал меня пойти вместе, он всегда настаивал, чтобы я присутствовала при его деловых разговорах, он ведь стеснительный. Но я в тот раз не согласилась. И тут смотрю: муж от Зайцева выскакивает, дрожит аж от возмущения. С ходу мне заявляет: "Я к нему больше не пойду!"
Пришлось Лещенко ехать в Сопот в брючном ансамбле жены. Красный шерстяной двубортный костюм со штанами на резинке. По словам Абдаловой, он до сих пор, как память, висит у нее дома в шкафу.
- Эдита Пьеха не удержалась и съязвила, в чем это Левочка выступал? А я ответила: "В вашем неглиже, Эдита Станиславовна!" - хохочет Абдалова.
Даже после двух побед на престижных в советские годы фестивалях Лещенко совсем не рвали на части организаторы концертов. Абдалова, по ее словам, старалась помочь супругу, пользуясь своими связями. И даже коронную песню "День Победы" он, как рассказывает Абдалова, спел с ее помощью.
- Марк Фрадкин и его супруга очень душевно ко мне относились. Я часто бывала у них дома, и старалась брать с собой Леву. Как-то Марк позвонил Давиду Тухманову и порекомендовал ему Леву в качестве исполнителя. Давид принес "День Победы". Леве поначалу песня не понравилась. Я же почувствовала: это то, что нужно. Он морщился, но мне удалось переубедить его.
- Я всегда ему верила. А он меня обманул. Я сразу почувствовала, что у него появилась женщина на стороне и сказала: "Ты мне нужен весь. Раз у тебя появилась другая - уходи". А потом подала на развод. Сам бы он никогда не решился на разрыв. Вот дура-то была!
Он рассказывал, будто бы его с Ириной, нынешней женой, собирался познакомить приятель, а судьба опередила: они столкнулись случайно в лифте. Я знаю этого приятеля. Это Фима Зуперман. В те годы он был известным карточным шулером. Фима вел ночной образ жизни. Он заваливался к нам домой вечером и просиживал до утра. Я не выдерживала, гнала всех, ведь Леве утром то на запись, то на концерт, и он не высыпался. Фима обозлился и как-то пригрозил: "Не нравится тебе мое общество, так я разведу тебя с Левой". И развел. Он специально все подстроил, свел Леву с Ириной. А та Леве детишек родить-то и не смогла… А я несмотря ни на что, Леву до сих пор люблю и желаю ему только счастья.

Родилась Елена Сергеевна 21 октября (2 ноября) 1893 года в Риге. Ее отец, Сергей Маркович Нюренберг, происходил из древнего немецкого рода. (Его предок – искусный ювелир – еще в 1768 году приехал в Житомир в числе немецких переселенцев, приглашенных русской императрицей Екатериной II.) Сергей Маркович работал учителем, позже податным инспектором, имел классный чин коллежского советника, увлекался журналистикой, печатался в рижских газетах. Мать, Александра Александ­ровна, урожденная Горская, родилась в семье православ­ного священника. У Елены была сестра Ольга, родившаяся в 1891 году, и двое братьев – Александр (1890 г.) и Кон­стантин (1895 г.).

Родители дали дочери прекрасное образование: Елена в совершенстве владела тремя языками, была великолепно воспитана. В 1911 году она закончила гимназию в Риге. Спустя год 19-летняя девушка получила от помещика Бокшанского предложение вступить в брак, но уговорила его жениться на своей старшей сестре Ольге. В 1915 году Елена вместе с родителями переехала в Москву (после большевистского переворота 1917 года отец и мать верну­лись в благополучную Ригу).

В декабре 1918 года она в возрасте 25 лет обвенчалась в Москве с Юрием Мамонтовичем Нееловым – адъю­тантом командующего 16-й армией красных Евгения Алек­сандровича Шиловского. Неелов – сын знаменитого ар­тиста, последнего великого русского трагика и вождя анархистов Мамонта Дальского – в царской армии был капитаном, затем перешел на сторону большевиков. Че­рез два года Евгений отбил обаятельную жену у своего адъютанта и женился на ней, хотя уводить супругу у младшего по званию считалось в царской армии дурным тоном. В 1921 году у них родился сын Евгений, а в 1926 го­ду – Сергей.

После Гражданской войны Е. А. Шиловский служил помощником начальника Академии Генштаба, в 1928– 1931 годах занимал должность начальника штаба Москов­ского военного округа, а с 1931-го работал начальником кафедры в Академии Генштаба.

«Муж ее был молод, красив, добр, честен...» – эту ха­рактеристику из романа «Мастер и Маргарита» вполне можно отнести к Евгению Александровичу, не исключая при этом и последних слов: «...и обожал свою жену». Суп­руга Шиловского между тем в октябре 1923 года писала своей сестре Ольге Сергеевне Бокшанской, работавшей секретарем дирекции МХАТа: «Ты знаешь, как я люблю Женей моих, что для меня значит мой малыш, но все-таки я чувствую, что такая тихая семейная жизнь не совсем по мне. Или вернее так, иногда на меня находит такое на­строение, что я не знаю, что со мной делается. Ничего меня дома не интересует, мне хочется жизни, я не знаю, куда мне бежать, но хочется очень. При этом ты не думай, что это является следствием каких-нибудь неладов дома. Нет, у нас их не было за все время нашей жизни. Просто, я думаю, во мне просыпается мое прежнее «я» с любовью к жизни, к шуму, к людям, к встречам и т. д. и т. д. Больше всего на свете я хотела бы, чтобы моя личная жизнь – малыш, Женя большой – все осталось так же при мне, а у меня, кроме того, было бы еще что-нибудь в жизни, вот так, как у тебя театр».
И через месяц: «Ты знаешь, я страшно люблю Женю большого, он удивительный человек, таких нет, малыш самое дорогое существо на свете – мне хорошо, спокой­но, уютно. Но Женя занят почти целый день, малыш с няней все время на воздухе, и я остаюсь одна со своими мыслями, выдумками, фантазиями, неистраченными си­лами. И я или (в плохом настроении) сажусь на диван и думаю, думаю без конца, или – когда солнце светит на улице и в моей душе – брожу одна по улицам».

И вот – встреча с Мастером. В 1967 году Елена Серге­евна вспоминала об этом знакомстве, состоявшемся пред­положительно 28 февраля 1929 года на квартире художни­ков Моисеенко: «Я была просто женой генерал-лейтенанта Шиловского, прекрасного, благороднейшего человека. Это была, что называется, счастливая семья: муж, занимаю­щий высокое положение, двое прекрасных сыновей. Во­обще все было хорошо. Но когда я встретила Булгакова случайно в одном доме, я поняла, что это – моя судьба, несмотря на все, несмотря на безумно трудную трагедию разрыва. Я пошла на все это, потому что без Булгакова для меня не было ни смысла жизни, ни оправдания ее...

Какие-то знакомые устроили блины, позвонили и, уго­варивая меня прийти, сказали, что у них будет знамени­тый Булгаков, – я мгновенно решила пойти. Уж очень мне нравился он как писатель... Сидели мы рядом. Муж был в командировке, и я была одна, у меня развязались какие-то -авязочки на рукаве, я сказала, чтобы он завязал мне. И он потом уверял всегда, что я, вроде чеховского дьякона в "Дуэли", смотрела ему в рот и ждала, что он еще скажет смешного. Почувствовав благодарного слушателя, он раз­вернулся вовсю и такое выдал, что все просто стонали. Выскакивал из-за стола, на рояле играл, пел, танцевал, словом, куражился вовсю. Глаза у него были ярко-голу­бые, но когда он расходился так, они сверкали, как брил­лианты.

В общем, мы встретились и были рядом. Это была бы­страя, необычайно быстрая, во всяком случае, с моей сто­роны, любовь на всю жизнь».

Для Михаила Афанасьевича брак с Еленой Сергеевной тоже оказался любовью на всю оставшуюся жизнь. А про­жить еще ему суждено было всего лишь восемь лет...
Родился Булгаков, как известно, 3 мая 1891 года и был на два года старше своей третьей жены.

С первой женой, Татьяной Лаппа, заставившей его по­бороть пристрастие к морфию, он расстался, когда ему, профессиональному писателю, только вошедшему в моду, стало удобнее считаться холостым. (Говорят, перед смер­тью Михаил Афанасьевич просил позвать к нему его Тасю.) Любопытно, что он не раз говорил первой жене, будто еще в Киеве гадалка нагадала ему три женитьбы.

Со второй супругой, Любовью Белозерской, «бабой бой­кой и расторопной», которая была с ним на самом пике писательской славы, он порвал, когда собрался жениться на Елене Сергеевне. Как утверждала М. А. Чимишкиан, в то время супруга драматурга Сергея Ермолинского, «...Люба Белозерская тогда против их романа, по-моему, ничего не имела – у нее тоже были какие-то свои планы...»

Уже на следующий день после знакомства влюбленные катались вместе на лыжах, затем отправились в актерский клуб, где писатель играл с Маяковским в бильярд. «Я не­навидела Маяковского и настолько явно хотела, чтобы он проиграл Мише, что Маяковский уверял, будто у него кий в руках не держится», – вспоминала Елена Сергеевна.
В сентябре 1929 года Булгаков посвятил своей любимой повесть «Тайному другу». Чтобы узнать, о чем же думал Михаил Афанасьевич, заглянем в роман «Мастер и Марга­рита»: «Да, любовь поразила нас мгновенно... Мы разгова­ривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг друга много лет... И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой».

Но все тайное однажды становится явным. Состоялось тяжелое объяснение с мужем Елены Сергеевны, Евгением Александровичем. Он, вроде бы, угрожал Булгакову пис­толетом, кричал жене, что детей не отдаст никогда, потом настоял, чтобы их встречи прекратились.

В связи с состоявшимся бурным объяснением с генера­лом Булгаков сделал следующую надпись на парижском издании романа «Белая гвардия»: «Справка. Крепостное право было уничтожено в ... году. Москва, 5.П.31 г.». А пол­тора года спустя приписал: «Несчастье случилось 25.11.31 го­да». Первая дата – день объяснения Булгакова с Шиловским, вторая дата – время последней, как тогда думали писатель и его муза, встречи.

И они действительно не виделись почти 20 месяцев. Но от судьбы не уйдешь...

Встреча Мастера и Маргариты в переулке на Тверской, так ярко описанная в романе, возможно, и не состоялась бы, если бы Елена Сергеевна не нарушила обещания, данного самой себе: избегать Булгакова любой ценой. Позже она вспоминала: «Потом наступили гораздо более трудные време­на, когда мне было очень трудно уйти из дома именно из-за того, что муж был очень хорошим человеком, из-за того, что у нас была такая дружная семья. В первый раз я смалодуше­ствовала и осталась, и я не видела Булгакова 20 месяцев, давши слово, что не приму ни одного письма, не подойду ни разу к телефону, не выйду одна на улицу. Но, очевидно, все-таки это была судьба. Потому что когда я первый раз вышла на улицу, то встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: "Я не могу без тебя жить". Я ответила: "И я тоже". И мы решили соединиться, несмотря ни на что».
Сохранился отрывок булгаковского письма Шиловскому, датированный 1931 годом: «Дорогой Евгений Александро­вич, я виделся с Еленой Сергеевной по ее вызову, и мы объяснились с нею. Мы любим друг друга так же, как лю­били раньше. И мы хотим пожениться».

Вот что поведал внук третьей жены писателя, прези­дент Фонда М. А. Булгакова, Сергей Сергеевич Шилов-ский: «Елена Сергеевна рассказывала, что муж сказал ей: "Я убью его". За это журналисты и уцепились. И стали додумывать то, чего на самом деле не было. По одной вер­сии, при этих словах якобы он достал револьвер. По дру­гой, Елена Сергеевна бросилась на револьвер с криком: "Не надо!". Однако я точно знаю, что они продолжали общаться и после развода, ее старший сын все время был в доме Булгакова, с мамой. Когда в 1930–1940-е годы отец познакомился с моей будущей матерью, ее представляли Шиловскому. Он и на свадьбе был. Согласно легенде, уми­рающий Булгаков говорил жене: "Скажи Евгению, чтобы он дал мне револьвер". Так оно и было. Но с дедом он не общался: Михаил Афанасьевич ничего против него не имел, зато тот не простил обиды. Речь шла не столько о револь­вере Шиловского, сколько о револьвере вообще – он про­сил Елену Сергеевну прекратить его муки».

Такие нешуточные страсти кипели в Москве.

Некоторые исследователи выдвинули свою версию от­носительно мотивов знакомства Нюренберг с Мастером на основании дневника Елены Сергеевны, который она вела с 1 сентября 1933 года. Эти записи, в наиболее пол­ном виде изданные в 1990 году, показывают картину поч­ти тотальной слежки за домом Булгакова: писатель был буквально окружен доносчиками, стукачами и осведоми­телями, добровольными и платными. Обнародованные в последнее время материалы отчетов этих «доброжелателей» и «источников» из рассекреченных лубянских архивов НКВД подтверждают это.

Исследователи биографии писателя, проанализировав мемуарную литературу о Булгакове, пришли к неожиданно­му выводу: выполнять такие фискальные функции могли порой как его друзья, так и самые близкие люди, вплоть до свояченицы (сестры Елены Сергеевны – О. С. Бокшанской) и собственной жены.

М. О. Чудакова, автор «Жизнеописания Михаила Бул­гакова», в одной из своих статей приводит строки из ад­ресованного ей письма старшей невестки Елены Серге­евны, Д. Э. Тубельской, которая и после развода свекрови с Е. А. Шиловским сохранила с ней достаточно теплые отношения: «Сейчас произнесу крамольнейшую мысль, пришедшую мне в голову, – а не имела сама Елена Серге­евна особого задания? Вполне допускаю, что на первых порах она холодно принимала любовь Михаила Афанасье­вича, выполняя некое задание, а затем искренне полюби­ла его сама и посвятила ему всю Свою жизнь.

Возникает ряд бытовых деталей. Откуда такая роскошь в ее жизни? Ведь временами писатель почти ничего не зарабатывал. Откуда дорогие огромные флаконы "Гэрлен" и "Шанель", когда их в Москве никто и не видывал? От­куда шубы и прекрасная одежда, обувь от Барковского? Откуда возможность прекрасно принимать многочислен­ных гостей? Откуда возможность посещать приемы в аме­риканском посольстве, принимать у себя дома американцев да и тех же осведомителей? Откуда возможность подписы­вать какие-то договора на издания за границей? Почему так активно взяла она в руки все дела мужа – переговоры с театрами, с издательствами и пр.? Почему, наконец, она так быстро покинула обеспеченный дом Шиловского, раз­делила сыновей и последовала за крайне сомнительным будущим с Булгаковым? Думаю, что у нее была уверен­ность в незыблемости ее собственных доходов. И необхо­димость следовать некоему приказу... И наконец, почему после смерти Михаила Афанасьевича так резко впервые в ее жизни наступили финансовые трудности? Не потому ли, что "объект" наблюдений скончался и отпала необхо­димость в ее услугах?..»

Как бы то ни было, 3 октября 1932 года брак Нюрен-берг (Нееловой) с Шиловским был расторгнут, а уже на следующий день они с Булгаковым «обвенчались в загсе».
Сохранилась его шутливая записка, переданная на за­седании во МХАТе режиссеру В. Г. Сахновскому: «Секрет­но. Срочно. В 3 3/4 дня я венчаюсь в загсе. Отпустите меня через 10 минут».

Детей Шиловские поделили. Старший Женя остался с отцом, младший Сережа – с матерью, и Булгаков полю­бил его как родного. Бывший муж материально помогал жене и сыну, но с Булгаковым никогда не встречался. После расставания с супругой Евгений Александрович женился на дочке писателя Алексея Толстого.

В письме родителям 11 сентября 1932 года Елена Сер­геевна утверждала: «...Полтора года разлуки мне доказали ясно, что только с ним жизнь моя получит смысл и окрас­. Мих. Аф., который прочел это письмо, требует, чтобы приписала непременно: "...тем более, что выяснилось, с совершенной непреложностью, что он меня совершенно безумно любит"».
И началась их семейная жизнь. Блестящая светская дама столицы, устраивавшая приемы для всей верхушки командования Красной Армии, продолжила эту традицию и с новым мужем.

В обширной мемуарной литературе о М. А. Булгакове встречаются описания тех приемов: «...дома у него часто собирались друзья и близкие знакомые: Павел Марков, Виталий Виленкин, Сергей Ермолинский, Петр Вильяме, Борис Эрдман, Владимир Дмитриев, Павел Попов и еще кое-кто небольшая столовая, примыкавшая к кабинету хозяина, заполнялась целиком», – пишет драматург А. М. Файко.

«В передней, над дверью в столовую висел печатный плакатик с перечеркнутой бутылкой: "Водка – яд, сберкасса – друг". А на столе уже все было приготовлено – чтобы выпить и закусить, и обменяться сюжетами на острые злободневные темы. Слетала всякая шелуха, душевная накипь, суетные заботы, накопившиеся за день, и всегда получалось весело», – вспоминает С. А. Ермолинский.

«В кабинете было множество книг, впрочем, как и в коридоре, столовой – везде... а расходились мы уже под утро. Потому что всегда засиживались за ужином. Елена Сергеевна не была красавицей – все вспоминают только необыкновенном обаянии этой женщины, – но умела любила принять, угостить. Михаил Афанасьевич бывал а этим уютным круглым столом не только упоительным рассказчиком, но и заботливым гостеприимным хозяином. Правда, у меня в голове почему-то иной раз шевелилось грешное подозрение: а не придется ли им завтра что-нибудь снести в комиссионный магазин после таких роскошеств? Ведь жили они только на его зарплату, да на авторские за «Турбиных», которые шли только во МХАТе и не так уж часто. Все мы, бывало, любовались ре красной старинной люстрой, висевшей у них в столовой. Но фразочку: "Ничего, я люстру продам!" – слыхивал я в этом доме не раз, не при гостях, разумеется, вообще что-то не совсем благополучное, как будто нависшее над этим домом мерещилось мне всегда, как бы е бывало мне здесь захватывающе интересно и весе­ло...» – делится воспоминаниями В. Я. Виленкин, рабо­тавший тогда завлитом МХАТа.

Внук Елены Сергеевны, С. С. Шиловский, в одном из интервью рассказал следующее: «Они жили вместе около восьми лет. Это был самый насыщенный период в жизни бабушки: Булгаков писал, а всем остальным – перегово­рами с театрами, редактурой, печатанием – занималась она. Благодаря этому Михаил Афанасьевич освободился от ру­тинной работы, которой терпеть не мог.

Булгаков был не только гениальным писателем, но и хорошим врачом. Он прекрасно понимал, что с ним сде­лает гипертония. Михаил Афанасьевич практически пред­угадал дату своей смерти и подробно описал бабушке то, что с ним будет дальше: "Готовься, ты со мной будешь мучиться. Сначала у меня пропадет зрение, затем начнут­ся провалы в сознании..."».
Потом были страшные 1939 и 1940 годы. Он умирал, впадал в беспамятство, снова приходил в себя и в минуту просветления сказал, что все, что он написал, было сдела­но ради Елены Сергеевны: "Я жалею только о том, что мои книги никто не прочтет".

И она ответила: "Я обещаю тебе, что твои произведе­ния будут напечатаны"».

(Это казалось тогда совершенно несбыточным – Бул­гаков находился под запретом, и даже самые близкие люди говорили, что его никогда не будут издавать.)
10 марта 1940 года Мастер скончался, и его похорони­ли в Москве на Новодевичьем кладбище.

Елена Сергеевна была убеждена, что любимый и после смерти продолжает общаться с нею. Она советовалась с ним, рассказывала, что сделано, чего сделать еще не удалось. Пи­сала ему словно на тот свет, записывала сны про него: «...он как-то дает мне понять, что я должна много учиться, совер­шенствоваться (но как-то выходит, что в смысле познаний), что это необходимо для той его жизни. Что мы увидимся. А теперь он будет время от времени мне являться в снах. Эта мысль доставляет мне счастье. Я ощущаю живое тепло его лица» (Ташкент. Ночь на 29 марта 1943 г.).

«Я ясно увидела тебя, твое лицо, твою фигуру, особен­ный цвет кожи, сияющие глаза – так ясно, как никогда не бывает во сне. Ты несколько раз поцеловал меня в плечо и спросил: "Тебе хорошо?". Я приподнялась, обняла тебя, прижалась, от тебя шло живое тепло, – я сказала: "Боже, Как я счастлива". Ты еще раз поцеловал меня и спросил: "Ты довольна, что я тебе верен?". От счастья я открыла глаза и засмеялась» (Москва. 8 января 1948 г.).

После смерти писателя его вдова некоторое время была любовницей первого секретаря Союза писателей СССР Александра Александровича Фадеева (Булыги), с которым она познакомилась во время последней болезни своего супруга. Жить ей было не на что. По действовавшему тог­да наследственному праву авторский гонорар можно было получать в течение 25 лет после смерти писателя. Булгаков умер в 1940 году, а издавать его стали только в середине 1960-х годов. Елена Сергеевна работала машинисткой; вый­дя на пенсию, занималась переводами, в том числе и книг серии «Классики мировой литературы».

Она неоднократно обращалась в самые высокие инстан­ции и лично к И. В. Сталину. В частности, 7 июля 1946 года Булгакова писала:

«Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!
В марте 1930 года Михаил Булгаков написал Правитель­ству СССР о своем тяжелом писательском положении. Вы ответили на это письмо своим телефонным звонком и тем продлили жизнь Булгакова на 10 лет.
Умирая, Булгаков завещал мне написать Вам, твердо веря, что Вы захотите решить и решите вопрос о праве существования на книжной полке собрания сочинений Булгакова».

Однако первый его сборник из двух пьес – «Дни Тур­биных» и «Александр Пушкин» – увидел свет только в 1955 году, а «Театральный роман», «Мастера и Маргари­ту», «Собачье сердце» и другие произведения напечатали лишь в 1960-х годах.

Любящая супруга – его муза, его Маргарита – пере­жила Мастера на 30 лет. Она сдержала обещание издать произведения Булгакова.

Скончалась Елена Сергеевна 18 июля 1970 года и была похоронена на Новодевичьем кладбище рядом с Михаи­лом Афанасьевичем.

Любовь, буквально вспыхнувшая между ними, застави­ла влюбленных разрушить семьи, пренебречь условностя­ми, страдать, расставаться и, наконец, навсегда соединить свои судьбы.

по материалам сайта fammeo.ru

Театральный роман
Конечно же, «вешаться на люстре» она не стала. У начинающей актрисы уже был опыт семейной жизни: ее первый брак с однокурсником Михаилом Поляком продлился четыре года. И она уже знала – после развода жизнь продолжается.
К моменту встречи с Николаем Караченцовым Людмила успела выйти замуж во второй раз – за каскадера Виктора Корзуна, который был старше ее на 20 лет. Брак оказался несчастливым, отношения с мужем становились все более натянутыми. Так что, влюбившись в восходящую звезду «Ленкома», Поргина забыла решительно обо всем и сама отважилась на первый шаг. Когда Людмила Андреевна вспоминает об этом, глаза ее лукаво блестят: «После спектаклей актеры часто собирались в моем номере – пели песни под гитару, травили байки. В одну из таких встреч я попросила Колю задержаться и призналась ему в своих чувствах».
Их роман продолжился в Москве. Они встречались в холостяцкой коммуналке, где в то время жил Караченцов. Он заговорил о женитьбе в театральной гримерке. Просто вошел и сказал: «Если я тебе сделаю предложение, ты разведешься с мужем? Да?! Тогда будь моей женой!» Актриса на следующий же день подала на развод. Казалось, вот оно – счастье. Но популярность Николая так быстро набирала обороты, а театральная жизнь была такой бурной, что предложение стать женой повисло в воздухе и... провисело там целых два года.
Сказать, что Поргина терялась в догадках, – не сказать ничего. Из-за громкой лав-стори (а также своего взрывного характера) Люда тогда лишилась нескольких ролей в театре, Марк Захаров на некоторое время даже перевел ее в массовку. Людмила буквально места себе не находила и говорит об этом сейчас, не таясь: «Целых два года я каждую минуту ждала, что Коля скажет: «Давай с тобой сегодня подадим заявление». Не понимала, почему он так долго тянет. «Наверное, весь погружен в репетиции, – строила я догадки, – до загса ли ему сейчас?..»
Похоже, Николаю Караченцову и впрямь было не до того. Шел 1975 год. Столичные театралы осаждали ленкомовские кассы, чтобы добыть билеты на «Тиля» с Караченцовым в главной роли. А летом актер в составе делегации молодых талантов на целый месяц уехал в США (небывалое по временам холодной войны событие!). Месяц – иногда это целая жизнь. И пока Николай знакомился с заокеанским «загнивающим капитализмом», в Москве на одном из спектаклей в Людмилу влюбился немецкий предприниматель. Романа не случилось, но предложение руки и сердца с последующим выездом в Германию прозвучало. Поргина отказала немцу, однако решила снова взять ситуацию с Николаем в свои руки…
Караченцов вернулся, фонтанируя впечатлениями о Штатах. Люда рассеянно слушала, а потом неожиданно перебила его и сказала: «Знаешь, Коленька, мне один немец предложение сделал… Может, стоит согласиться, ты ведь меня уже не зовешь». Эта новость сработала со скоростью катапульты – заявление они подали буквально на следующий день. И 1 августа 1975 года наконец-то стали мужем и женой...
В семье как в семье
Пока театральная карьера Караченцова стремительно взлетала вверх, Люда, родив сынишку Андрюшу, ушла со сцены «в семью». Жизнь их семьи была традиционной для актеров: в тесной квартирке собирались друзья, спорили, мечтали, шумно застольничали, репетировали.
Николай мотался на гастроли, подрабатывал на концертах, снимался в кино и на телевидении – одним словом, был нарасхват. Его очевидный талант, неуемный темперамент и потрясающая энергия притягивали не только славу, но и, конечно, женщин. Людмила оказалась настоящим бойцом за свои чувства. Однако победы никогда не давались ей легко.
Было все… Как-то Люда, прихватив маленького Андрюшу, ушла от Караченцова к своим родителям. Удивительно, но почти три месяца муж не предпринимал никаких шагов к примирению. Не выдержав «холодной войны» и паузы в отношениях, Людмила написала ему проникновенное письмо. Подействовало. Ответом стало его признание, которого она так долго ждала: «Я тоже люблю тебя».
У известного актера случались романы. Сплетни волнами расходились по театральной тусовке и по Москве. И о них невозможно было не знать!
Но, выслушав очередную порцию новостей, Людмила ничего не комментировала и показательных разносов супругу не устраивала. «Я всегда знала, что у меня есть его плечо, его поддержка. Где бы ни был, если что-то случалось, я слышала: «Дорогая, не переживай, сейчас буду!» Даже когда поползли слухи о длительном и нешуточном романе Караченцова с красавицей Ольгой Кабо, даже когда подруги Людмилы пытались открыть ей глаза на его влюбленность в танцовщицу Марину Ширшикову… Это был негласный договор.
Как взрывная Поргина это переживала, пожалуй, мало кто знает. Но то, что Караченцов всегда возвращался к ней, – факт. А такого заботливого и щедрого семьянина нужно было еще поискать. Николай был настоящим пахарем и всегда помнил о сынишке и жене. Лишь однажды он задал вопрос: «Сколько я должен зарабатывать, чтобы нам хватало?» – а потом просто сделал все, чтобы действительно так и было. Все ключевые семейные вопросы решал он, а внутренний ритм их жизни задавала Людмила.
Более чем скромная советская коммуналка осталось в прошлом – правительство охотно выделило театральному любимчику квартиру с окнами на церковь в Елисеевском переулке. Знаковое, к слову, место жительства – ведь именно в этом районе некогда жили Мейерхольд и Качалов. Обставить квартиру и устроить быт Людмиле всегда удавалось блестяще. Правда, порывистая натура давала себя знать. К примеру, на отведенные для ремонта квартиры деньги она могла купить себе норковую шубу в пол. А опомнившись, тут же звонила мужу и каялась, хорошо зная, как он любит ее баловать. В ответ она всегда слышала только одобрение. Ни одного упрека. В тот раз Караченцов просто попросил строителей об отсрочке и тут же озадачился, где взять недостающую сумму.
Разделительная черта
Николай буквально купался в ролях, а на долю Людмилы чаще всего выпадали скромные работы: в «Звезде и смерти Хоакина Мурьеты» она сыграла роль Чилийки, в «Юноне и Авось» – Женщину с младенцем, вот только в «Бременских музыкантах» ей досталась яркая роль Атаманши. В этом образе она была очень органична.
А за кулисами текла своя жизнь. «Прежде чем утвердить меня на роль в спектакле «Три девушки в голубом», Марк Анатольевич долго сомневался, справлюсь ли я, – вспоминает сейчас актриса. – «Люда, вам сложно будет играть драму, потому что ваша жизнь – сплошной праздник, все вас любят, а муж вообще носит на руках!» Рядом с Колей я в самом деле ощутила себя самой красивой, самой умной, самой доброй. Муж все время внушал мне, какая я замечательная, и я в конце концов в это поверила».
Он продолжал сниматься, играть в театре, записывать песни, ездить на гастроли с концертами. На сон оставалось часа четыре в сутки – не больше. А она занималась домом, бытом, дачей, готовила обеды, принимала многочисленных друзей – в доме по праздникам собиралось до полусотни человек. Похоже, каждый из них четко понял свою роль в жизни другого, и оба играли ее в силу своего таланта. Так прошло много лет.
…«Какая твоя любимая роль?» – громко спрашивает Людмила у мужа. Он неловко сидит на удобном кухонном стуле, как большая нахохлившаяся птица, смотрит отсутствующим взглядом и произносит слова, которые стороннему собеседнику не понять. «Роль графа Резанова», – переводит Людмила. «У нас все будет хорошо!» – жена держится перед камерой за двоих: открытая улыбка, уверенная речь и жесты. Николай молчит. Она поворачивается к нему и снова громко спрашивает: «Так ведь, Коля? Скажи!» Он кивает, глядя в сторону, и снова произносит что-то невнятное. На этот диалог больно смотреть. За ним столько всего, что не передать словами!
…Страшная авария, случившаяся в 2005 году, жестко разделила их жизнь на до и после. В тот вечер, 28 февраля, Коля мчался к жене: на руках у Людмилы только что умерла ее мать. Он очень торопился, хотел быть рядом с ней. И в какой-то момент не справился с управлением. Об аварии Поргина узнала через несколько часов. «Мама ушла, ее уже не вернуть, а Колю я не отдам!» – решила она.
Чтобы выжить, знаменитому актеру понадобилась врачебная помощь, граничащая с чудом. После аварии Николай находился в коме, и врачи сутками напролет боролись за его жизнь. Страна замерла в ожидании, ежедневно в интернете публиковался бюллетень о состоянии здоровья Николая Петровича. Людмила, собрав все мужество, делала невозможное. «Я говорила с ним, держала его за руку, – признавалась она перед камерой после своего первого визита в палату. – И мне показалось, что он сжал мою в ответ! Дольше врачи не разрешили мне находиться в палате, но зато посоветовали приходить каждый день и по 15 минут разговаривать с мужем...
Хотя он в коме, я верю, что он все слышит и чувствует...» В коме он был месяц. И каждое утро Людмила вставала ни свет ни заря и шла в монастырь. Молилась за своего Коленьку. И вымолила…
Он перенес несколько операций, научился двигаться и кое-как изъясняться, а она была рядом все это время. Именно эта женщина научила его заново ходить и говорить. И никто, кроме самого Караченцова, не знает, чего ей это стоило.
Во имя и вопреки
Медленно, очень медленно они оба привыкали к новой жизни. Он – к своему новому лицу, ставшему после пластической операцией незнакомым, к непослушному телу, невозможности нормально общаться и выключенности из своего сумасшедшего актерского ритма. А она – к нему. «Я долго не могла к этому привыкнуть. Все думала, что сумею вернуть прежнего Караченцова. А потом врач-психоневролог сказала мне: «Не рвите свое сердце.
Поймите: того Караченцова нет и уже не будет. Вы должны привыкнуть к человеку, который с вами сейчас». И я приняла эту новую реальность. И прежнего Караченцова почти не помню. Когда смотрю фильмы с его участием, даже удивляюсь: «Боже мой, неужели он был таким?» Потому что я Колю безумно люблю. Однажды пришел к нему кто-то, а он никого видеть не хочет. Стесняется, что уже не супермен. Я сказала ему тогда: «Не переживай, что ты стал другим. Поверь, сейчас ты интереснее, чем был раньше. Потому что открыт миру, не носишь маски. Если тебе хорошо – радуешься, если плохо – плачешь».
Они теперь всегда вдвоем: гуляют ли с внуками на даче, хозяйничают ли по дому, выходят ли в свет… Да-да, именно в свет! Всякий раз это вызывает бурю кривотолков в обществе. Не все могут принять «нового» Николая Петровича – смотреть на последствия перенесенных им травм действительно тяжело. Люди реагируют по-разному: кто-то прячет глаза и проходит мимо, а кто-то радостно бросается к нему, жмет руку и радуется, что он жив. Некоторые осуждают Поргину за то, что она появляется с мужем на людях, ведь и невооруженным глазом видно, как тяжело Караченцову – даже физически. Но он держится. И, как утверждает Людмила, не она, а муж рвется всякий раз побывать среди людей: сказывается многолетняя привычка быть на виду и самое обычное стремление к общению.
Она повсюду с ним. Зычным голосом Атаманши командует мужем и дает интервью, общается с израильскими врачами, обещавшими помочь, и готова ссориться с каждым, кто считает, что Караченцову впору сидеть дома. «Мы все преодолели. Коля понял, что я его люблю и готова умереть, чтобы он был счастлив!» – делится Поргина. А Николай почти не разговаривает, но если речь заходит о том, как же он выкарабкался, лаконично отвечает: «Мне помогли Люда и труд». Когда они остаются одни, он перестает стесняться своего вынужденного косноязычия и говорит о том, что чувствует: «Ты – все в моей жизни». Да, она стала для него всем. Вот только 38 лет назад, когда горячечно об этом мечтала, и представить себе не могла, что могут означать слова «быть всем». Жизнь назвала настоящую цену любви…
Лена Андерс

Как однажды сказал пресс-секретарь советского президента Андрей Грачев, «она яркой бабочкой выпорхнула из кокона безликой и обезличивающей системы – элегантной, независимой и уверенной в себе современной женщиной».

«Жена главы государства» – такого понятия не существовало, и ее появление рядом с генсеком восприняли как революцию. А Раиса Максимовна хотела знать, чем занят ее муж, о чем думает, к чему стремится, и каким бы долгим ни был день, когда Горбачев возвращался домой, они шли гулять вдвоем.

В жизни, как вспоминала Раиса Максимовна, всякое бывало, были и соперницы, и соперники, но в семье всегда выбирался самый правильный путь – найти в себе силы понять другого. Горбачеву нравились умные, решительные и властные женщины, и с одной из них он познакомился в 1984 году в Лондоне, куда его с разрешения политбюро сопровождала Раиса Максимовна.

Провожая Горбачева, Маргарет Тэтчер в тот холодный день стояла на взлетном поле без пальто, в черном костюме и в туфлях. Когда лайнер с советским лидером поднялся в воздух, премьер-министр зашла в офицерский бар: «Черт возьми, закоченела, дайте водки». Летчики предложили виски. «Ну, уж нет, если Горбачева принимали, то выпьем водки!» – отрезала она, решительно опрокинув одним махом, по-русски стопку.

В июле 1999 года в Институте гематологии Раисе Горбачевой диагностировали лейкоз, и уже той осенью ее не стало.

Александр Кайдановский родился 23 июля 1946 года в, Ростове-на-Дону в семье сотрудника КГБ Леонида Кайда­новского, для которого самым главным в жизни было со­блюдение правил. Чего нельзя сказать о его жене, красавице и хохотушке, предпочитающей дух анархии. Однажды, ре­шив стать актрисой, она бросила семью и уехала в Москву. Спустя некоторое время мама Саши вернулась ни с чем, и любящий муж все ей простил. В конце 50-х годов в семье разыгралась еще одна драма — отца выгнали из органов, а мать каждый день стала приходить домой с новым провожаным. Отец безумно ревновал и постоянно хватался за табельное оружие. Маленький Саша с ужасом ждал приближаю­щегося вечера. Однажды, не выдержав, он ушел жить к бабушке, а затем ненадолго попал в интернат, откуда сбежал из-за царившей там казарменной дисциплины. Маленький и худой, Саша Кайдановский всегда пытался защитить себя при помощи кулаков. А еще он играл на банджо и сочинял песни на стихи Гумилева и Вознесенского. Окончив восьмилетку, он поступил в Днепропетровский сварочный тех­никум имени Патона.

В 1961 году Кайдановский ушел оттуда и был принят в Ростовское училище искусств, а после окончания попал по распределению в Ростовский театр. На первой же репе­тиции молодой актер потребовал от худрука главную роль не получив желаемого, он развернулся и уехал покорять Москву. В 1965 году блестяще сдал экзамены в Школу-сту­дию МХАТа, став единственным студентом, который бро­сил это престижное учебное заведение, не проучившись и месяца. «Не могу я там, портреты Станиславского и Не­мировича-Данченко с таким укором смотрят, что вздох­нуть нельзя», — объяснял свой поступок Кайдановский. Затем он поступил в Щукинское училище, но и там моло­дому актеру показалось скучно. «Подыхаю с тоски», — почти каждый день писал он любимой девушке.

В 1966 году Александр Кайдановский женился. На сва­дебной фотографии, хранящейся в архиве его первой жены Ирины, жених задорный и веселый, а невеста в пышной фате едва сдерживает слезы: «Я здесь грустная, Сашке об­ручальное кольцо еле-еле на мизинец налезло».

Первое время молодожены жили в бараке в очень тяже­лых условиях. А. Адабашьян вспоминал: «Это было кошмар­ное помещение на первом этаже, похожее на большую двор­ницкую: пол прогнил, несло погребной сыростью. Саша смешно описывал свое жилище, как квартиру в духе Достоев­ского. И тут же стояла коляска с ребенком и какой-то обо­греватель (у Кайдановского родилась дочь Даша)».

У скандального актера не ладилась и работа в Театре им. Вахтангова, куда он попал по распределению. Вместо князя Мышкина в «Идиоте» из-за интриг знаменитого ак­тера Николая Гриценко Александр Кайдановский вплоть до 1972 года играл роли типа «кушать подано». Позднее актер вспоминал: «Я по сути человек свободный... поэто­му я ушел из театра. Каким образом? Пару раз я выпил так основательно, что от меня поспешили избавиться». В те дни никто не верил в Кайдановского, да и сам он считал себя человеком конченым.

В 1973 году молодого актера призвали в армию. Мес­том его службы стал кавалерийский полк при «Мосфиль­ме». Именно тогда он сыграл свою первую звездную роль поручика Лемке в картине Никиты Михалкова «Свой сре­ди чужих, чужой среди своих». Во время съемок Кайданов­ский поссорился с режиссером из-за трактовки сложного образа, который ему предстояло воплотить на экране. За это рядовому Кайдановскому пришлось отсидеть «на губе» и выходить на съемочную площадку только в сопровожде­нии конвоя. Но и здесь Кайдановский проявил характер. Он отказался принимать участие в съемках до тех пор, пока Михалков не принесет ему свои извинения. Это противоестественное длилось очень долго, и поскольку картина вышла на экран, значит, молодой амбициозный актер добился невозможного. После выхода фильма в широкий прокат артист проснулся суперпопулярным. Слава опьянила его. Кайдановский любил посидеть за столиком в дорогом ресторане. Небритый, полупьяный, в ослепительно-белом костюме, он читал вслух стихи Арсения Тарковского. А если кто-то из посетителей пытался сделать ему замечание — сразу же бросался в драку.

В эти годы актер получил условную судимость (статья «Злостное хулиганство»). В семейной жизни у него намечался полный разлад. Ира часто плакала и грозилась уехать к маме в Ростов-на-Дону. Кайдановский не угрожал, он просто ушел однажды к другой женщине, актрисе Вален­тине Малявиной. Многие близкие друзья актера считают, что ни с какой другой женщиной его не связывала такая страсть и душевная близость, как с ней. Конечно же, к Малявиной относились по-разному. Но в одном ее колле­ги и друзья были единодушны: Валентина была неправдо­подобно красива. Особенно поражали ее глаза — два ог­ромных, глубоких омута. Многие актрисы завидовали ее судьбе, считая Малявину очень счастливой, и завидовать действительно было чему.

Валя родилась в очень обеспеченной и благополучной семье. Ее отец, политработник, дослужился до генерала. Детство Малявиной прошло на Арбате, где ее родители жили в огромной по тем временам квартире, в их распоря­жении была машина с персональным шофером и дача. Девочка училась в престижной школе, расположенной возле посольства США. Когда Валя подросла, то почувствовала, что имеет огромную власть над парнями. 17-летней де­вушке удалось покорить сердце знаменитого арбатского хулигана Саши Збруева. Их роман развивался стремитель­но. И через месяц Малявина забеременела. Влюбленные поженились, но спустя какое-то время Валя потеряла ре­бенка по вине матери и свекрови: они обманом заставили ее пойти к врачу, и тот сделал укол, после которого слу­чился выкидыш. Збруев очень хотел ребенка и, не поверив жене, сильно избил ее. С этого момента в их семейной жизни наступил разлад. Хотя супруги и продолжали жить вместе, они почти не виделись, пропадая в киноэкспеди­циях. Збруев уехал на съемки фильма «Мой младший брат» а Малявина снималась у Андрея Тарковского в «Ивановом детстве».

Это время она по праву могла назвать счастливым. К 19-летней актрисе пришла новая любовь. Тарковский полностью перевернул ее жизнь. Их роман не выходил за рамки платонического. Сама актриса признавалась: «Наши отношения были даже более сексуальными, томительны­ми, чем если бы мы делили одну постель. Хотя никто не верил в чистоту наших чувств, никто». Их роман про­длился недолго.

Вскоре Малявину утвердили на главную роль в фильме «Подсолнух», режиссером которого был Павел Арсенов. Он покорил актрису поразительным сходством с Жаном Маре. Чувство было настолько сильным, что Малявина впервые решилась на развод. Вместе со своим новым воз­любленным она пришла к себе домой и сказала мужу: «Вот, Саш, случилось то, чем ты меня долго мучил. У меня по­явился другой мужчина, женой которого я буду».

И вскоре она вышла замуж. Поначалу этот брак был очень счастливым. Валя родила девочку, но ребенок погиб в роддоме от заражения крови. Чтобы как-то заглушить боль, Валентина начала понемногу выпивать: «Тогда я по­дружилась с коньяком. По полстакана в день выпивала стабильно. Павлик тоже много пил. Появилась пустота в душе. Со временем ее заполнила любовь, но не к Пав­лу...», а к Александру Кайдановскому.

«Я была вне реальности, но чувствовала, что прибли­жается гибель. Остановить себя уже не могла. Наши отно­шения с ним тянут на толстенный роман», — рассказывала о том времени известная актриса.

Впервые о Кайдановском Валентина услышала, когда он учился на четвертом курсе студии МХАТа. Малявина тогда уже играла в Театре им. Вахтангова. Актриса очень любила присутствовать на экзаменах по актерскому мас­терству. Как-то она вместе с Никитой Михалковым на­блюдала за очередной студенческой работой. Напротив них сидели двое студентов. Малявина обратила внимание на молодого человека, который находился справа, а ее спутник — на студента, расположившегося слева. Михалков, поклонившись к Валентине, произнес: «Все-таки интерес­ный Кайдановский, лицо потрясающее». — «Да, потряса­ющее», — согласилась тогда актриса, глядя совсем на дру­гого студента. Потом тот студент стал оказывать Малявиной знаки внимания, здоровался и смотрел долго-долго. А че­рез некоторое время один из педагогов посоветовала ей посмотреть «Гамлета» в студенческом театре (исполните­лем главной роли был Кайдановский) и добавила: «Валя, это твое». Тогда она даже не догадывалась, что эти слова станут пророческими.

На спектакль Малявина пришла вместе со своим му­жем Павлом Арсеновым. В фойе она встретила Ширвинд­та: «Александр Анатольевич, а Гамлет пришел?». — «Да, вон он ходит по кругу средь колон». Посмотрев в сторону высокого блондина с холодными глазами, Малявина вновь переспросила у Ширвиндта: «Пришел ли Кайдановский?». А тот, в свою очередь, вновь указал на высокого блондина. Оказалось, что когда она с Никитой Михалковым смотре­ла выступления на экзамене, то ошиблась, приняв Фила­това за Кайдановского. А зачем Леонид разыграл молодую актрису, так и осталось загадкой.

Много лет спустя Малявина вспоминала о первом впе­чатлении, которое произвел на нее Кайдановский: «На сцену вышел молодой человек в черном свитере. Одно плечо выше другого, бледное нервное лицо. И потрясающе сыг­рал Гамлета — с ходу влюбил в себя, ошеломил, а муж сказал: "Это уникум"».

Спустя некоторое время Арсенов встретил Кайданов­ского на улице и пригласил его в гости. Молодой актер смешался, густо покраснел и еле выдавил из себя согла­сие. Но в назначенное время так и не пришел. Позднее он так объяснял свой поступок: «Валя, я давно втайне тебя любил, ходил на все твои спектакли, но прийти к Павли­ку, который так чутко ко мне отнесся, не смог...». Новый повод пригласить Кайдановского в гости появился, когда Павел Арсенов привез со съемок, проходивших в Болга­рии, два ящика коньяка «Плиска». Супруги решили по­звать близких и друзей в гости. Малявина сама позвонила Кайдановскому в общежитие. «Вахтер позвал Сашу, и я, — вспоминала актриса, — в приказном тоне: "Бери машину, приезжай к нам". Мы мило провели вечер втроем: пили коньяк, Павлик пожарил мясо, слушали музыку. Ничего особенного, но именно тогда между мной и Сашей про­скочила искра».

Но само чувство разгорелось намного позже. Малявина и Кайдановский должны были вместе сниматься в карти­не «Красная площадь». Выехав на съемку, актеры случайно оказались в одном купе. Позднее в своей книге «Услышь меня, чистый сердцем» Валентина Малявина вспоминала: «Было прохладно, и Саша попросил меня лечь. Накрыл одеялом, приобнял — мне стало тепло, уютно. Так молча мы и ехали до самого Ярославля... После стала навещать его в общежитии: сидим в маленькой комнатке, болтаем, смеемся. Вдруг раз, утонули взглядами друг в друге. И мол­чим — зачем слова, когда все ясно».

Они стали близки не сразу. Впервые влюбленные были вместе в мастерской у скульптора Лавинского. «Мы лежа­ли обнаженные и долго-долго молчали, поняв, что "влипли друг в друга всерьез"», — рассказывала Малявина. В даль­нейшем развитию их отношений помогло романтическое приключение в Новосибирске, куда Театр им. Вахтангова приехал на гастроли. Провожая Валентину в гостиницу, Кайдановский случайно встретил своего старого друга. Об­радовавшись встрече, тот пригласил влюбленных к себе на дачу, чтобы там отметить день рождения. Кайдановский и Малявина охотно согласились. Дача стояла в лесу. Поужи­нав, отправились на прогулку. Они целовались, а потом догоняли друг друга, отойдя далеко от дачи. Поняв, что окончательно заблудились, Кайдановский и Малявина за­лезли в чужую дачу и провели там ночь. Проснувшись ут­ром, они поняли, что дача принадлежала одному из высо­ких государственных чиновников. Чудом им удалось выйти за пределы охраняемой автоматчиками территории.

Приехав в Москву, Валентина честно призналась мужу о своей близости с Кайдановским. Павел Арсенов смог только произнести: «После потери доченьки ты заполнила вакуум Сашей. Все пройдет». И ни слова упрека. Больше эта тема никогда не обсуждалась. Спустя некоторое время Арсенов уехал в Ялту снимать кино.

А Малявина окончательно перешла жить к Кайданов­скому. Постоянного жилья у него не было. И влюбленные устроились в мастерской Лавинского которого Александр считал вторым отцом. Постелью им служил только мат­рац-пуховик положенный прямо на пол. Ванную, кото­рую скульптор использовал для отмывки статуй, они вы­чистили, и. наполняя водой, подолгу плескались в ней, как расшалившиеся дети. К ним приходили и первая жена Кайдановского Ира, и муж Малявиной, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию, определить, как жить дальше. Валентина вспоминала: «Павлик не давал мне развода, просил: "Не торопись, вот я начну новую картину, при­едешь ко мне с Сашей. Хочешь, снимайся, хочешь — нет. Но не афишируй, что мы не вместе". Павлик был воспи­тан в патриархальном духе. Для него много значило общест­венное мнение. Меня оно не волновало, но ранить Павли­ка не могла. Ира решила уехать обратно в Ростов... Я ей сказала: "Сашу у тебя не отбираю, с Павликом не расхо­жусь, а ты решай сама"».

Кайдановский не пускал Валентину к мужу, запирал двери на ключ. Однажды зимой его возлюбленная пере­лезла на соседний балкон. Кайдановский искал ее на зем­ле, боясь самого страшного, а она в это время в теплой компании пила вино.

Александр очень хотел, чтобы Валентина стала его женой. Он даже повез ее в Ростов, чтобы познакомить с родителями, представив как свою жену. Актер часто по­вторял: «Странное дело, я холостой, ты замужем за дру­гим, а все принимают нас за супругов...» Кайдановский очень любил Малявину и не замечал разницы в возрасте (Валентина была старше его на пять лет). Актер искрен­не недоумевал, когда она начинала переживать по этому поводу: «Дура ты, Валентина, какая разница, если я тебя хочу».

Однажды они вдвоем решили уйти из жизни, как Ро­мео и Джульетта. Валентина вскрыла себе вены, к счас­тью, неглубоко. Поняв, что любимый не решается сделать то же, она помогла ему. И резанула так, что крохотная квартира на Таганке была залита кровью. После этого они двое суток провели в больнице. Очередная ссора произошла во время съемок фильма «Мой дом — театр». «Кайданов­ский играл Островского, я — любимую женщину великого Писателя. Нам дали одну гримерку на двоих. Через пять-десять минут съемки труднейшей сцены похорон Гоголя... вдруг Саша подходит сзади, задирает мне подол и валит на пол. Вывернулась, поползла к двери, открыла и вижу: по коридору идет... Ленин. (Это был актер из провинции приглашенный на пробы в фильм о Ленине.) Я кричу – "Владимир Ильич, подойдите". Он подошел, помог встать протянул руку лежащему Саше, тот — резко: "Спасибо, я сам". Через минуту нас с Сашей вызвали на съемку. И мы на взгляд режиссера, отыграли замечательно».
Благодаря Малявиной Кайдановский снялся в культо­вом фильме «Сталкер». Известная актриса вспоминала: «Од­нажды сидим с Сашей в ресторане ВТО, оборачиваюсь — вижу Андрюшу Тарковского. Он отозвал меня. "Твой ка­валер — кто такой? У него уникальное лицо. Я бы хотел его снять". И через какое-то время Андрей пригласил Сашу на главную роль в "Сталкере"». Об этих съемках актер очень не любил рассказывать. К тому же он избегал каких-либо расспросов о Тарковском. Работа над фильмом была очень тяжелой. Картину два раза переснимали с разными опера­торами.

Фильм вышел на экраны, превратив Кайдановского в культового актера. После триумфа пришла пустота. «Я ни кем не могу быть после Сталкера, — жаловался Кайданов­ский близким друзьям. — Это все равно, что, сыграв Хри­ста, взяться за роль главного бухгалтера».

А дома по-прежнему не ладилось. Очень часто Алек­сандр устраивал сцены, запрещал любимой красиво оде­ваться, а на работу она могла выходить только в длинном свитере, совершенно скрывающем фигуру. «Он ревновал меня к театру», — позднее признавалась актриса.

Вместе им действительно было очень трудно. У каждого сложный, непредсказуемый характер. «Когда меня начинало буквально трясти от него, — рассказывала Малявина, — хлоп дверью — ухожу. Через месяц возвращаюсь». Бесконечные ссоры не прошли бесследно. В их отношениях постепенно наметился надлом. И Валентина первая изменила. Во время съемок в Одессе у нее возник бурный роман с актером Ива­ном Гаврилюком. Доброжелатели, конечно, тут же рассказали об этом ее гражданскому мужу, а Кайдановский в отместку завел роман с красивой стюардессой.

Александр всегда мечтал о ребенке и очень хотел, что­бы Валентина родила ему дочь. Она несколько раз береме­нела, но никогда не признавалась в этом своему любимому, а просто делала аборт. «Он был слишком непредсказуе­мым», — объясняла свои поступки Малявина.

Все годы, пока они были вместе, Кайдановский наста­ивал на том, чтобы Малявина стала его женой. Но после смерти дочери она вообще не хотела выходить замуж. Алек­сандр говорил: «Мы губим себя. Ты веришь в Бога, а Бог есть любовь. Он подарил нам любовь, а мы ведем себя кое-как. Если сегодня же, сейчас же мы не будем вместе, но все закончится скверно». Кайдановский и Малявина со времени первых измен хоть и жили под одной крышей, но постепенно становились чужими людьми. У каждого была своя жизнь. Очень часто, раскрывая душу, Александр го­ворил: «Валь, не могу больше один. Стюардессы, манекен­щицы лезут, лезут, а мне одиноко».

Со своей будущей женой Евгенией Симоновой Кайданов­ский познакомился благодаря именно Малявиной. Женя еще со школьной скамьи была без ума влюблена в известного актера. Кайдановский женился на ней, надеясь, что ее лю­бовь спасет его от одиночества. К этому времени Малявина подала на развод с Павлом Арсеновым. «Я уже со столькими переспал, а ты только развелась. Опять девушка на выда­нье», — с горечью говорил Валентине бывший любовник. Спустя некоторое время брак Кайдановского стал распадать­ся. Малявина как могла пыталась сохранить его семью: «Саша начал мучить Женю ревностью (точь-в-точь, как до этого меня). Я уж ругала его, ругала: "Зачем себя рас­травляешь, очнись. У вас только-только дочь родилась. А ты... опять идешь в никуда. Бабье тебя окружит, прихлебаи..."». Но Кайдановский все-таки ушел из семьи.

Он поселился на Арбате в небольшой квартире с котом Носферату и дворнягой Зиной. Валентина часто приходи­ла к нему в гости. Бывшие любовники вместе пили вино и слушали рок-н-ролл. Малявина, шутя, подхватывала кота на руки и танцевала с ним в такт музыки. А Кайданов­ский, наблюдая за ними, повторял: «Вот так бы я и жил...»

В начале 1980-х годов Кайдановский поступил на выс­шие режиссерские курсы Тарковского. Но их творческий союз просуществовал недолго. Вскоре знаменитый режис­сер уехал за границу. Дипломной работой Кайдановского стала кинокартина «Простая смерть». А пока он занимался режиссурой и снимался в кино, Малявина жила своей жизнью. «Никого я не любила так, Как Сашу», — говорила актриса. По иронии судьбы он сам познакомил бывшую возлюбленную с начинающим арти­стом Стасом Жданько, даже не подозревая о том, какую страшную роль сыграет этот человек в ее судьбе. Поймав взгляд Стаса, устремленный на Валентину со сцены, Алек­сандр произнес: «Все, это гибель. Или моя, или его». Мо­лодой актер стал очередным любовником Малявиной в своих мемуарах актриса вспоминала: «Стае был стран­ным. Он жил в комнате, на стене которой висели ножи топоры. В свой собственный автопортрет в область лба Стае вбил гвоздь. Однажды взял топор и разбил зеркало. Я очень испугалась. Потом он обнял меня и сказал: "Не бойся, я убил себя прежнего, такого, каким был до тебя"».

Спустя годы трудно объяснить, что же произошло в тот роковой вечер, когда Стае Жданько был обнаружен мерт­вым на кухне. Экспертиза установила, что молодой актер зарезал сам себя кухонным ножом, и дело закрыли. Но спустя пять лет после этих трагических событий Маляви­на вновь была арестована: «Все пять лет меня подозрева­ли. Я ушла из Театра им. Вахтангова. Помогали друзья. Ко мне в парикмахерской как-то обратилась Галина Брежне­ва. Советовала уехать за границу: "Мы тебе верим, но как только папа умрет, тебя сразу посадят". Но я не могла все бросить... Однажды ко мне пришли. Провели обыск, а за­тем меня увезли в Бутырку, и больше я не возвращалась». Состоялся суд. Близкие друзья свидетельствовали в пользу Малявиной. Конечно же, среди них был и Кайдановский, который своими показаниями только запутал следствие. «Во всем виноват Достоевский», — сказал он.

Известная актриса была осуждена на девять лет, но от­сидела только четыре с половиной года. За это время она работала и в библиотеке, и в бане. Некоторое время жила на пересылке в Ростовской области. Даже на зоне у нее не обошлось без романа. «У меня там был красавец парень, — вспоминала актриса. — Жгучий брюнет, глаза голубые. Крупный вор. Красиво ухаживал. Все, конечно, о нашей любви знали. А когда он выходил раньше меня, то началь­ник лагеря даже проститься меня отпустил, а сам в это время на шухере стоял: чтобы конвой не увидел».

Выйдя на свободу, Валентина вернулась домой. Среди немногих друзей, которые поддержали ее в это трудное время, был Александр Кайдановский. Она увлеклась ри­сованием. И даже участвовала как художница в престиж­ных выставках. Спустя некоторое время Малявина вышла замуж за известного мастера по металлу. Именно он выко­пал ограду вокруг обновленной Третьяковки.

Однажды после очередной выставки один богатый аме­риканец заказал ей портрет императора Николая II. В по­исках натуры Валентина провела несколько месяцев. И вдруг случайно встретила мужчину, как две капли воды похожего на последнего русского царя. Валентина Малявина вышла за него замуж. Но их брак оказался недолгим. Вскоре муж трагически погиб от удара ножом в спину, когда вышел встречать жену поздно вечером с работы.

Последние годы знаменитая некогда актриса часто вы­пивала. После уличной драки, в которой она пыталась за­щитить девушку от хулиганов, Малявина начала слепнуть. В это же время Кайдановский тяжело болел. Его родители умерли в разное время от болезни сердца. Он хорошо знал об этом, но беречься не хотел. Первый инфаркт у него случился, когда из дома сбежал обожаемый кот. Едва опра­вившись от болезни, Кайдановский ушел с головой в ра­боту, снявшись в нескольких фильмах. После второго ин­фаркта, не слушая категорических запретов врачей, актер уехал в Лондон снимать клип Гребенщикова «Гарсон». Где-то с середины 1995 года в его жизни стали проис­ходить перемены к лучшему. Кайдановский получил ор­дер на новую квартиру в Сивцевом Вражке, а также соб­ственный курс на сценарном факультете ВГИКа, готовился съемкам в картине «Восхождение к Эрхарту».
По материалам сайта fammeo.ru

- Татьяна, как вы познакомились с Николаем?

- Как в фильме "Ирония судьбы, или С легким паром". Я хотела купить картину, привезенную одним дипломатом из Китая. Поехала по указанному адресу на улицу Бочкова, а там стоят два одинаковых дома-башни. Я дом перепутала и позвонила в чужую квартиру. Дверь мне открыл артист Еременко (в то время он жил там с семьей), но я его не узнала. Они в этот момент с другом что-то отмечали. Оба были небритые, лохматые. Несколько секунд Коля оценивающе смотрел на меня. Я объяснила, что пришла за картиной.

Коля подумал, что я очередная поклонница и пришла с ним знакомиться. Меня усадили за стол, стали предлагать выпить. Я поинтересовалась, когда мне покажут картину. "Да не волнуйтесь, найдем мы вам какую-нибудь картину". Я поняла, что ошиблась, позвонила продавцу картины, тот объяснил, где живет. Коля пошел меня провожать, дождался на улице, потом довез на такси до дома. По дороге, конечно, выпросил домашний телефон. Через неделю позвонил.

Шел 1980 год, Коля закончил сниматься у Герасимова в "Юности Петра", где играл Меньшикова, и снимался в "Пиратах ХХ века". Когда фильмы вышли на экраны, водил по премьерам. Очень гордился своими ролями, и было чем... Мы познакомились в то время, когда оба были семейными. У Коли росла дочь Ольга, у меня сын Илья. Разрыв в обеих семьях был болезненным.

- Как Николай объяснился в любви?

- Мы как-то поняли сразу, что слова в нашей жизни мало что значат. Мне больше говорили его взгляды. Он говорил просто: "Танька, ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Только ты не говори никому об этом. Чувства, как и деньги, любят тишину".

- Много времени прошло от первой встречи до того, как вы решили создать семью?

- Месяца два, напору Коли трудно было противостоять... Когда я сказала "да", Коля подарил мне "миллион алых роз". Это было в Вильнюсе на фестивале. Захожу, а наш номер весь в розах...

- Вы часто ссорились?

- Мы жили обычной человеческой жизнью. Ссорились, сходились, расходились. Но даже в разлуке всегда мысленно разговаривали друг с другом, делились своими проблемами.

- Николай был безумно популярен, наверное, и поклонниц было много? Вы ревновали?

- Поклонницы без конца звонили, писали письма. Мне "добрые" люди периодически докладывали, где его видели, с кем. Я никогда не принимала это все всерьез. Знала: Коля принадлежит мне. А он иногда делал все, чтобы заставить меня ревновать. Видел, что я спокойна, и расстраивался: "Ты меня даже не ревнуешь". Был как ребенок. Я иногда так к нему и обращалась: "Сыночек".

- Похоже, вы были его самой большой любовью...

- Его самой большой любовью было кино. Ради него он мог пожертвовать чем угодно.

- Как вы думаете, почему Николай снял только одну картину как режиссер?

- Наверное, не захотел еще раз такой стресс пережить. Это перед журналистами он кокетничал и говорил, что задумал картину "Сын за отца..." ради Еременко-старшего. Конечно, ему хотелось порадовать отца хорошей ролью, но и попробовать свои силы в режиссуре ему было необходимо. Но чего это ему стоило! Помню, как он метался в поисках денег! Нашел. Даже гонорар не получил. Все вложил в картину - так ему хотелось, чтобы все было на уровне.

- А вам он не предлагал сняться в своей картине?

- В картине снимались только мои шарфики, шляпки. Художники по костюмам видели на мне какие-то вещи и просили дать артистам. А сама я оставалась за кадром. Но постоянно ездила с Колей на съемки, фестивали. Многие артисты спрашивали его, показывая на меня: "Вы все еще вместе? Так долго не живут!"

- Вы хотели общих детей?

- Первые десять лет у нас детей не было, а потом мы созрели. Когда я забеременела, Коля мечтал о мальчике, а я по секрету от него - о девочке. И родилась дочка.

Когда ходила беременная, он так меня оберегал. Носился, как с хрустальной вазой. И в интимной жизни был чрезвычайно осторожен: боялся навредить мне или ребеночку... Привез мне из Италии огромный спортивный костюм белого цвета и говорит: "Вот хорошо. Будешь как пирожное". Когда родилась Таня, пеленки гладил...

- А имя-то кто дочке придумал?

- Коля, конечно. Долго думал, а потом и говорит: "Лучше Тани нет ничего". А я ему: "Зачем? Маму с дочкой будут путать". - "Ничего, я не перепутаю". Конечно, и фамилию свою он Танюшке дал. В то время в магазинах ничего не было, все доставалось по блату. Коля всегда говорил: "Не люблю мордой светиться". Но переступил через себя и поехал знакомиться с заведующей "Детского мира". Все купил не только для новорожденной - аж до пятилетнего возраста: красивых туфелек, платьиц... И говорит: "Это чтобы десять раз не ездить, не просить".

Коля очень любил дочку и баловал ее. Часто ходил с ней гулять в парки. С прогулки они обычно возвращались с коробками, в которых лежали куклы Барби, платьица, домики, кроватки. Я вздыхала: "Ну что, опять тебя раскрутили по полной программе?" - "Да, - говорил, - не устоял. Это же мой характер". Вот сейчас, когда дочка иногда заупрямится, а я начинаю возмущаться, она отвечает: "Ты же знаешь, у меня папин характер".

- Николай жаловался на нездоровье?

- За полгода до смерти его стали мучить частые головные боли, усталость постоянная. Коля очень тяжело пережил смерть отца... Я предлагала обследоваться. Он отнекивался, говорил: все в порядке.

- Говорят, он был лишен материнской ласки.

- Его мама актриса, и этим все сказано. Она и сейчас играет в минском Театре им. Янки Купалы. Ее жизнь - театр. Он обычно называл ее не мамой, а только Галей.

- А какие у вас были отношения с его мамой?

- Мы с ней даже не были знакомы. Встретились один раз за день до Колиной смерти, когда он находился в Боткинской больнице. Он и Таню с мамой не знакомил - очевидно, чувствовал, что это ей не очень интересно.

- Как его родители относились к вашему семейному союзу?

- Ездил в Беларусь - привозил гостинцы от родителей для нас с дочкой. Может быть, он меня берег, всего не рассказывал? Одно точно могу сказать: отец строго-настрого запретил Коле разводиться с Верой, он говорил: "У тебя маленький ребенок. Сначала вырасти его, а потом о бабах думай". И Коля его не посмел ослушаться.

- А ваши родители Николая приняли?

- Да, моя мама его очень любила. Кормила всегда вкусненьким.

- Кем он хотел видеть дочь?

- Только не актрисой. Когда Таня захотела стать телевизионной ведущей и стала заниматься в Детской школе ТВ в Останкино, Коля сначала тоже был против, но когда я попросила его поддержать дочку, передать свое мастерство, поучить - оживился.

В репортажах с похорон Николая Еременко было видно, что рядом с его матерью постоянно находится молодая женщина, как потом выяснилось, по имени Людмила. Журналисты брали у нее интервью, называли последней любовью артиста, который умер у нее на руках. На самом деле эта женщина была его последним пристанищем, в котором он спасался от страшного недуга - алкоголизма, свалившегося на него в последние годы и ставшего причиной раздоров между ним и Татьяной. Публично обсуждать болезнь любимого человека Татьяна Масленникова отказалась: "Коля мне этого не простит". И все же...

- Татьяна, о смерти Николая газеты много о чем писали... Неужели правда, что он несколько дней пил с какой-то девушкой?

- Коля действительно умер в своей новой квартире на Войковской - он ее получил после размена с первой женой. В тот злополучный день он был с девушкой Люсей, помощником режиссера картины "Сын за отца...". Она живет в Беларуси. Он рассказывал мне о ней, но я никогда не принимала это всерьез - мы с Люсей в "разных весовых категориях".

Накануне смерти, в среду, Коля позвонил в прекрасном настроении, и мы договорились ехать покупать ему в новую квартиру холодильник. А потом пропал, и я не могла до него дозвониться. А сердце уже было не на месте... Я боялась, что он один в квартире, что ему стало плохо и он не может поднять трубку. Так все и случилось, хотя рядом была Люся.

У Коли началось кровоизлияние, но врача Люся вызвала только через два дня - Коля не разрешил. Врачи потом сказали: "Если бы вызвали "скорую" сразу, его бы спасли".

Когда я, наконец, дозвонилась, мне ответил чужой мужской голос, это был врач "скорой". Он постарался успокоить меня, сказал, что Николаю Николаевичу надо немного подлечиться. Я ужасно переживала за него, молилась. Помчалась на Войковскую, но застала там одну Люсю. Она была в шоке, рыдала, винила себя. Мне пришлось ее долго успокаивать. Вместе мы поехали в больницу. Врач мне сразу очень мягко сказал, что надежды нет. Но я не верила, как не верю и сейчас...

- Правда ли, что Николай завещал похоронить его в Минске?

- Он никогда не делал никаких завещаний - не думал о смерти, хотел только жить. Но Колю похоронили в Минске. Он говорил мне: "Нам нельзя друг без друга, мы обречены на это". Теперь я знаю: и после смерти мы вместе.

Недавно была в Минске, пришла на могилу к мужу и ужаснулась: не ухожена, заставлена старыми выцветшими венками. На покосившемся кресте Колина фотография в дождевых подтеках... Коля не заслужил такого к себе отношения, мне так горько за него... На похоронах многие обещали, но ничего не сделали.

Мы с первой Колиной женой хотели бы поставить на могиле простой элегантный памятник - одна часть из красного мрамора, другая - из черного. "Красное и черное" - его самая звездная роль. Но помощь нам нужна только от чистого сердца...

Справка. Народный артист России Николай Еременко родился в 1949 году в Витебске в семье популярных артистов Николая Еременко и Галины Орловой. Первая работа в кино - фильм Сергея Герасимова "У озера".

Снимался в картинах: "Красное и черное", "Юность Петра", "В начале славных дел", "31 июня", "Царская охота", "Трактир на Пятницкой", "Обещание любви", "Шел четвертый год войны", "Эскадрон гусар летучих", "Пираты ХХ века" и других. В 1995 году дебютировал как режиссер в фильме "Сын за отца...". Умер в 2001 году на 53-м году жизни, похоронен на Восточном кладбище в Минске.

Будучи студенткой, Фёдорова снялась в фильме «Встречный» (1932), однако её роль не вошла в окончательную версию картины. Поэтому официальным дебютом актрисы в кино считается фильм «Гармонь» (1934).

Всесоюзная популярность к Зое Фёдоровой пришла в 1936 году после исполнения одной из главных ролей в фильме «Подруги». Даже арест отца в 1938 году по сфабрикованному обвинению не смог повредить блестящей карьере актрисы: она продолжала играть главные роли в фильмах.

Осенью 1942 года Федорова, будучи на выставке американского кино в Москве, познакомилась с корреспондентом американской газеты "Юнайтед пресс" Генри Шапиро. Он ввел ее в круг своих друзей, среди которых оказался заместитель главы морской секции американской военной миссии Джексон Тэйт. Их первая встреча произошла в январе 1945 года на торжественном приеме в особняке на Спиридоновке. На следующий день после приема Тэйт внезапно пригласил актрису в ресторан "Москва". Так началось их знакомство, которое переросло в любовь.

Эта история породила массу слухов на много лет вперед. Например, некоторые источники будут утверждать, что актриса, став негласным агентом МГБ, была специально введена в круг американских дипломатов. Однако кураторы Федоровой от МГБ, видимо, не учли того, что она была обыкновенной женщиной, которая не смогла устоять перед чарами американского красавца капитана. Видимо, этим объяснялась и последовавшая после знакомства с Тэйтом беременность Федоровой. Правда, рождение дочери Виктории (она появилась на свет 18 января 1946 года) отец так и не застал.

После окончания войны американцы из наших союзников превратились во врагов, и связь Федоровой с Тэйтом не могла закончиться хеппи-эндом. Даже непонятно, на что она рассчитывала в то время, решив родить от американского дипломата ребенка. В июле 1945 года актрису внезапно отправили на гастроли в Крым, и в это же время Тэйт получил распоряжение советских властей в течение ближайших сорока восьми часов покинуть пределы СССР. Когда Федорова вернулась в Москву, ее любимого там уже не было.

Джексон Тэйт получил новое назначение на военно-морскую базу рядом с Сан-Педро в Калифорнии. Он ничего не знал о судьбе Федоровой, и даже не представлял, что она родила ему ребенка. Влюбленный Тэйт чуть ли не ежемесячно слал в СССР письма и запросы. Но ответа не было. И вот когда он уже потерял всякую надежду что-либо узнать, на его имя внезапно пришло короткое послание, отправленное из Швеции. В нем сообщалось, что Федорова вышла замуж за некоего композитора и счастливо растит с ним двоих детей. Подписи под этим письмом не было.

Однако в конце 1946 года Зоя Фёдорова была арестована и через год приговорена к 25 годам лишения свободы за шпионаж. На свободу она вышла только в 1955 году, после начала массовой реабилитации осужденных по политическим статьям, и практически сразу вернулась в кино. В 60-е и 70-е годы она продолжала много сниматься, преимущественно в характерных ролях.

В 1976 году актрисе разрешили побывать в США, где она снова встретилась с Джексоном Тейтом. После смерти Тейта в 1978 году ещё дважды приезжала в США к дочери (эмигрировавшей в 1975 году), а затем начала собирать документы для выезда туда на постоянное место жительства.

А после неудавшегося самоубийства Николаю вправлял мозги сам Герасимов. «С ума ты, что ли, сошел?! - кричал он на весь институт. - Это ж додуматься надо - вешаться из-за жабы!». «Она не жаба, - губы Рыбникова дрожали, - она красавица! Она же не виновата, что любит другого!». «А раз красавица, - строго сказал Герасимов, - завоюй!». И Николай начал завоевывать.

«И где бы я ни была, - вспоминала Ларионова, - за границей, на далеком хуторе, в полесских лесах - везде получала от него короткие телеграммы: «Люблю. Целую. Пью твое здоровье». Он звонил и всегда говорил одно и то же: «Алла, помни, я тебя люблю…» Понятия не имею, как ему удавалось меня разыскивать, но, говоря современным языком, доставал. И достал!».

Конечно, простоватый, с рабочее-заводской внешностью, он проигрывал на фоне мужественного красавца Переверзева. Но Ларионова поступила, как велит народная мудрость: с лица не воду пить.
Замужество

Они расписались в Минске, где Ларионова снималась в «Полесской легенде», 2 января 1957 года. Рыбников приехал со съемок картины «Высота» 30 декабря и сказал: «Все, лапуся, идем расписываться!». Она подумала, что он сошел с ума: в праздничные дни все загсы закрыты, какая же может быть роспись?! Но 2 января все-таки поехали в ЗАГС.

Регистраторша умудрилась не узнать двух самых популярных артистов советского кино, сказала: «Заявление надо за месяц подавать, а так, с бухты-барахты, никто не женится!».

А возле загса эскорт машин, свидетели, гости! Что делать? И тут кто-то вспомнил, что в Минске есть загс, расположенный как раз напротив кинотеатра, - уж там-то наверняка Ларионову и Рыбникова знают, а стало быть, пойдут навстречу. Там их действительно расписали. Это был брак под номером 1 - первый в новом году.

Не обошлось и без курьеза, о котором вспоминала Ларионова: «Регистраторша поставила в мой паспорт штамп и написала: «После замужества фамилия Рыбникова». Я ей говорю: «Что же вы наделали! Вы же мне паспорт испортили». Она так удивилась: «Как, разве вы не хотите взять фамилию мужа?». «Я, - говорю, - ничего не имею против Рыбниковой, но Ларионова уже состоялась - столько фильмов вышло с моим участием». Тогда она зачеркнула свою запись и написала: «Исправленному верить». Так я до обмена паспортов на новые - уже в 70-х годах - и ходила с почерканным паспортом».

В Дом кино на премьеру «Высоты» они пошли уже вдвоем. И когда герой фильма, которого тоже звали Николай, сказал с экрана: «Ну что, Коля, кончилась твоя холостая жизнь?», весь зал буквально взорвался аплодисментами.
Семья

Они прожили вместе 33 года... Трудно заглянуть в чужую жизнь, да, наверное, и не нужно. Ссорились ли они? Конечно. Живые же люди, а в жизни всякое случается, но до мордобоев, по словам самой Аллы Дмитриевны, не доходило - такой сценарий не для них. Ревновал ли он ее? А как можно было такую не ревновать?! Ларионова была красавицей на все времена и всегда нравилась мужчинам. Но если эта ревность и была, то знал о ней лишь сам Рыбников. Жену же он никогда и ни в чем не упрекал - ни в прошлых грехах, ни в настоящих.

Они вырастили двух дочерей - Алену и Арину (но ни одна из них не продолжила актёрскую династию). Когда уезжали на съемки, с девочками оставалась мама Ларионовой Валентина Алексеевна. Однажды родители вернулись домой через месяц, одна из дочек посмотрела на маму и сказала: «Тетя!». Ларионова долго плакала. Тогда в семье решено было повесить на стенку большие портреты родителей. Бабушка показывала на них и внушала девочкам: «Это мама, это папа». Закончилось все конфузом. Однажды Алла Дмитриевна пришла с маленькой Аришкой в детскую поликлинику. И в очереди, сидя у мамы на руках, девочка вдруг показала на висящий на стене портрет Хрущева и закричала: «Папа! Папа!». Спасаться от любопытных взглядов пришлось бегством.

Однажды кто-то из журналистов спросил Аллу Дмитриевну, не жалеет ли она, ведь могла сделать в жизни более выгодную партию. Ларионова ответила: «Судьба, значит. У меня в жизни было много ситуаций и предложений. Но я не жалею. Коля был личностью... А главное, очень любил меня». Рыбников был однолюбом и гордился тем, что его жизнь укладывалась в бесхитростную схему: «Любимая женщина, любимый дом, любимая работа». Алла была не только любимой женщиной Рыбникова - она была его божеством, да и, наверное, всей его жизнью. «Ну представьте себе, - вспоминает Ларионова, - в Москве кинофестиваль, на который приезжают Софи Лорен, Джина Лоллобриджида... А я только родила, да еще кормящая мать - поправилась, выгляжу плохо, по дому хожу в затрапезном халате. Говорю ему: «Коля, сходи посмотри, там такие женщины красивые!». А он отвечает: «Ты что, с ума сошла? Ты лучше!». Я всегда была для него лучше всех. Он вообще был замечательным мужем, любящим и заботливым отцом, хорошим хозяином...».

«После поездки на Кубу у Николая появилась кинокамера, - вспоминала Алла Дмитриевна. - Безумно редкая для нас в те годы "игрушка". И он так загорелся: дочек снимал чуть ли не ежеминутно - и дома, и на улице, и в гостях... Очень много снимал в семье наших друзей Бондарчуков: их дочку Аленку. Я была ее крестной матерью, а Ирина Скобцева - крестная нашей младшей Ариши. То, что я решилась родить двоих детей, в актерской среде считалось чуть ли не подвигом, - не раз говорила Алла Дмитриевна. - Правда, если б не моя мама, не знаю, как бы мы с Колей справились... Но я очень рада тому, что они у меня есть. Жаль вот только, что дочки по нашим стопам не пошли: одна работает на телевидении, другая окончила полиграфический техникум... Но, может, это и к лучшему: мы ведь с Колей в своей профессии всегда были людьми крайне зависимыми от чужой воли...»

(Май 1960 г., Таруса
'...Есть вещи, о которых очень трудно говорить и писать. Они лежат где-то на границе сознания, в той области, где живет поэзия и где рождаются чудеса (хотя в них принято не верить). Одна из таких вещей - чувство родственности у людей, совершенно не знающих друг друга. Я совсем не знаю Вас, но между тем часто испытываю тревогу за Вас и ловлю себя на том, что Ваша жизнь непонятным образом связалась с тем, что я пишу. Когда я работаю, я всегда думаю о людях, ради которых пишу. И теперь среди этих людей - Вы... До сих пор я еще не написал ни одной своей книги в полную силу. Мне кажется, что я смогу написать еще несколько хороших книг. И сознание даже отдаленного Вашего присутствия в этой жизни мне очень поможет.
Так я чувствую - это не пустые слова'.
Октябрь 1960 г., Таруса
'...Как жаль, что Вы не были в моей деревенской избе. У меня над столом висит предсмертный портрет Блока - трагический и прекрасный. Я бы его Вам подарил на память о Тарусе... Я остался в Тарусе совершенно один и буду жить в этом одиночестве, вероятно, до Нового года.
Сейчас стоит туманная, рыжая осень. В лесах горечь и тишина. Я много брожу по реке и лесам, думаю о всяческих событиях... На днях выходит (в десятом номере 'Октября') пятая автобиографическая повесть 'Бросок на юг'. Прочтите, пока критики не растерзали меня на части за эту книгу.
...Я уверен, что мы увидимся, и тогда я расскажу Вам кое-что в свое оправдание. Моя жизнь совсем не такая, как обычно ее представляют. Мне часто бывает очень трудно, почти невозможно трудно...
В ноябре я, должно быть, приеду в Ленинград на 'Блоковские дни'.
Я думаю о фантастической книге...
ВСТРЕТЯТСЯ ли они и нужна ли эта встреча? Паустовский предупреждает Лелю о ее возможном разочаровании, во что она, конечно же, не верит. А писатель уже полон замыслом 'безумно свободной', как он говорит, книги, которая стала бы своеобразным продолжением 'Золотой розы'. Книга эта останется недописанной, а потом и вовсе исчезнет... Но не будем забегать вперед.
Леля с трудом достала билет на вечер памяти Александра Блока в Пушкинском Доме. Паустовский в президиуме. Знает ли он, что она здесь, в зале?
Перерыв. Сцена, где стоит покрытый чехлом рояль, мгновенно заполнилась любителями автографов. Леля тихонько поднялась и встала в стороне, за роялем. Константин Георгиевич поднял голову...
'...Я никогда не забуду тот вечер в Пушкинском Доме и рояль, за которым Вы стояли, и два Ваших слова: 'Я - Леля'. В тот вечер, несмотря на многие тяжести, моя жизнь подошла к небывалому, почти невозможному счастью, к чуду. С тех пор я не перестаю благодарить судьбу за то, что встретил и хоть немного узнал Вас. Мне все это кажется незаслуженным счастьем. В это трудно сразу поверить. Как? Человек с большой известностью, писатель, испытавший очень бурную и интересную жизнь, благодарит судьбу за встречу с молодой, прелестной, взволнованной женщиной, почти девочкой. Да, благодарит, и нет, по-моему, для меня большей награды за все, что мне удалось сделать в жизни, чем Вы, Леля...'
Это он скажет в письме потом, уже из Москвы.
'Все сбылось и свершилось, рядом со мной человек, который понимает меня не только с полуслова, но понимает лучше и вернее, чем я сама'. - Леля пытается вести дневник. 'Блоковские дни' в ее родном городе на Неве навсегда останутся для нее 'днями Паустовского'.
Правда, они все время на виду, на людях, возможности остаться наедине почти нет. Писателя ждут в библиотеках и институтах, приглашают на спектакли, а он соскучился по Эрмитажу и Русскому музею, его тянет в Пушкин - Царское Село, и они едут туда вместе. В электричке Константин Георгиевич показывает Леле план, нарисованный им со слов Ольги Форш, на котором изображен путь к ней на дачу, расположенную между Пушкином и Павловском. Здесь Паустовский мечтает прожить следующее лето, работая над новой рукописью.
'Я думаю о фантастической книге - книге о жизни, какой бы она могла быть, если бы я строил ее по своим желаниям...'
О, эта вечная власть несбывшегося!.. Нет, не сбудется мечта, писатель не увидит больше Северной столицы, и мы с вами никогда не прочтем книги, о которой он говорит Леле: 'Я пишу ее во внутреннем посвящении Блоку, Пастернаку и Вам'.
Не будем говорить о любви...
'НЕ БУДЕМ говорить о любви, потому что мы до сих пор не знаем, что это такое' - так, печально и загадочно, оканчивается рассказ Паустовского 'Ручьи, где плещется форель'. Почему?
'Когда я писал 'Ручьи, где плещется форель', я никого в то время не любил, - пишет он Леле из гостиницы 'Европейская' перед самым отъездом. - Было глухое время в моей жизни. Тогда я написал, что никто не знает, что такое любовь. Может быть, это плеск форели в реке, низкие звезды за окнами, печальный голос женщины. И вот, сейчас мне дорого все, что связано с Вами, даже каждый пустяк. Все - и сырой туманный воздух, налетающий с Финского залива, Пергамский зал Эрмитажа, Куинджи в Русском музее, тот вечер, когда падал медленный снег, и я пришел к Вам на 7-й этаж и впервые ощутил страшную тревогу перед будущим и какую-то глубокую сияющую прелесть Вашего существа. Это был рок, судьба, от нее не уйти. Очевидно, недаром Вы нашли меня в Москве и недаром я, не видя Вас, все время думал о Вас, где бы ни был...
Почему-то после вчерашнего вечера я все думаю о том, как мы ехали в черной и тихой машине вдоль набережной Невы и как уходили вдаль речные ленинградские фонари. Я все люблю - каждый речной фонарь вблизи и вдали, каждое дерево, каждую вещь - все, на чем хотя бы на мгновение останавливался Ваш взгляд. Я ничего не знаю, кроме того, что сердце разрывается от нежности к Вам и от горечи неизбежной разлуки. Я продал бы за бесценок свою душу черту, лишь бы вернуть свою жизнь хотя бы на 30 лет назад - и для Вас, и для своей работы, - сколько бы я тогда смог написать. Если меня не будет, то я бы хотел одного - чтобы Вы хранили память обо мне не только как о писателе, а как о совершенно своем, близком и преданном Вам человеке. Берегите себя очень и очень. Вы должны жить ясно, хорошо, спокойно. У вас есть мальчик, научите его любить поэзию жизни и хорошие книги (в том числе и мои), научите его быть человеком мира, добра и благородства'.
Власть несбывшегося
ЧТО БЫЛО дальше? Страницы писем, достойные стать страницами книг. Встречи в Севастополе - городе, где, по словам Паустовского, особенно сильно ощущается то состояние, которое Грин называл 'властью несбывшегося'.

Семейная трагедия

- У нас в семье была трагедия - мы с Васей потеряли двойню, - рассказывает Татьяна Евгеньевна. - От Васи я забеременела. Выяснилось, что у меня двойня. Врачи не разрешили мне рожать и посоветовали сделать аборт. Но в те времена не разрешали делать абортов. Но мы договорились. Помог Витя Гераскин, Васин друг. Мы поехали куда-то очень далеко. И мне в условиях конспирации без наркоза сделали аборт. Это было ужасно! Обидно жутко! Потом я поспала два часа и пошла пешочком к себе... Вася очень переживал. После он предложил мне бросить учебу, лечиться, заниматься только хозяйством, а он будет зарабатывать. Но я не захотела сидеть дома.

«Русский Бельмондо»

Звездная пара Самойлова - Лановой много ездила. Друг Ланового вспоминает, что однажды Василий и Татьяна были на кинофестивале в Париже. Их представили: «Вот известная актриса Татьяна Самойлова, ее папа - знаменитый актер. А это Василий Лановой, он из простой семьи, но он тоже смог достичь вершин, в России он звезда!» И тут Лановой вышел на сцену и на чистейшем французском прочитал поэму народного французского поэта. Эффект был такой же, как, к примеру, если бы приехал в Россию Бельмондо и на чистейшем русском прочитал Пушкина!

Но поездки по городам и весям, бесконечные съемки подтачивали изнутри молодую семью. Татьяне стало не хватать внимания, заботы. Ланового, очевидно, не устраивало, что жена мало внимания уделяет дому. Во время очередного выяснения отношений Татьяна предложила расстаться. «Мы оба рыдали, когда расставались, но я считала, что так для нас обоих будет лучше», - говорит Татьяна Евгеньевна.

...Но и после развода бывшие супруги продолжали вместе работать. Ездили по Сибири - он читал Шукшина, она - Вознесенского. Снялись вместе в картине «Анна Каренина». Тогда Лановой был удивлен, что Татьяна смогла сбросить ради съемок 12 килограммов. В картине они потрясающе играли любовь. Но в жизни так и не вернули своих чувств.

Сегодня Татьяна Самойлова не поддерживает никаких отношений с Лановым. Но признает, что он с той поры сильно изменился. Стал добрее, внимательнее, уживчивее.

С разницей в три года на свет появились сыновья: Александр и Сергей, названные в честь любимых поэтов актера — Пушкина и Есенина.

Оба родителя пеклись о том, чтобы дети не подхватили вирус их опасной профессии, не дающей покоя и отдыха, чтобы попробовали стать кем-нибудь еще. И даже в родной театр водили нечасто. Правда, сказку о принцессе Турандот, где Василий Семенович играл принца Калафа, показали. Это одна из его любимых театральных работ в паре с Юлией Борисовой.

— Я счастлив семьей: у меня любимая жена, прекрасные дети, — признается актер. — С самого начала мы с Ириной договорились, что в присутствии детей не будем говорить о проблемах. Оставляем неприятности за порогом дома... И если бы сегодня спросили меня, хочу ли, чтобы жизнь сложилась по-другому, твердо ответил бы: «Нет! Я не хочу иной судьбы». В будущее, наверное, не стоит пытаться заглядывать, а заключительную жирную точку пускай поставит жизнь.

После этой встречи он писал ей, она – отмалчивалась. Уязвлённое самолюбие подталкивало на такие депеши: «Сперва я решил тебе послать просто чистый лист бумаги с вопросительным маленьким знаком посредине, но потом пожалел марку». И, наконец, отчаявшись, сдавался: «…Люби меня без выжиданий, без этих вычисленных мук, не укорачивай свиданий и не придумывай разлук». Вера махнула рукой на диплом Сорбонны, прежние литературные успехи, потому что с самого начала поверила в гениальность Набокова и пожертвовала ради любви всеми своими талантами.

До последнего дня пара наслаждалась взаимным общением: они часами рассуждали о том, с каким цветом ассоциируется то или иное слово, или целый день ловили бабочек для домашней коллекции.

На закате жизни Мастер признался: «Без моей жены я бы не написал ни одного романа».

Воркующею теплотой шестая --
чужая -- наливается весна.
Все ждет тебя душа моя простая,
гадая у восточного окна.

Позволь мне помнить холодок щемящий
зеленоватых ландышей, когда
твой светлый лес плывет, как сон шумящий,
а воздух -- как дрожащая вода.

Позволь мне жить, искать Творца в творенье,
звать изумленье рифмы и любви.
Не укоряй в час трудного горенья,
что вот я вспомнил ландыши твои.

Как тень твоя, чужой апрель мне сладок.
Взволнованно душа тебя зовет,
текучий блеск твоих дождей и радуг,
когда весь лес лепечет и плывет.

Твой будет взлет неизъяснимо ярок,
а наша встреча -- творчески-тиха;
склонюсь, шепну: вот мой простой подарок,
вот капля солнца в венчике стиха.