Love истории знаменитых пар времен СССР

Дни любви.
Когда Марина снова приехала в Москву, Высоцкий находился в Сибири на съемках фильма «Хозяин тайги». Тем временем Влади получила роль в картине С. Юткевича «Сюжет для неболь­шого рассказа» и благодаря этому задержалась в Союзе.

В один из осенних вечеров, на вечеринке у Володиных друзей Марина попросила оставить их вдвоем. Гости разошлись, хозяин пошел к соседям, а Марина и Володя проговорили о своей любви всю ночь.

13 января 1970 года в снятой на время московской квартире состоялась свадьба Владимира Высоцкого и Марины Влади – история любви вошла в стадию пика. На сле­дующий день молодожены отпра­вились на теплоходе в Грузию в свадебное путешествие. Это были их лучшие дни. Запах моря и сла­достное уединение, радушие гру­зинских друзей, сочные шашлыки и домашнее вино...

Потом разлука: он - в Москву она - в Париж. У обоих - серые будни, сложности с детьми. Ему не дают визы на выезд во Францию. Остаются переписка и звонки по телефону.

Однажды Володя сказал Марине, что Андрей Тарковский хочет снять ее в своем «Зеркале». Вспышка радости - они какое-то время будут вместе! Но прошло время, и оказалось, что Марина не прошла пробы - ее кандидатура отклонена. Высоцкий впал в ярость. Свою злость он стал глу­шить в беспробудном пьянстве.

Только через шесть лет после свадьбы Высоцкому дали разре­шение на выезд за границу – для этого Марине Влади даже пришлось стать на время членом коммунистической партии Франции.
«Быть или не быть...»
Они словно наверстывали упу­щенное: много путешествовали по миру, гуляли. Марина устраи­вала мужу концерты в Париже. По Москве Высоцкий ездил на един­ственном в Советском Союзе «Мерседесе». В Венгрии режиссер Мессарош снимал Влади в фильме «Их двое». Чтобы Высоцкий смог приехать к жене, режиссер при­думал для него эпизодическую роль. Так появилась на свет един­ственная картина, где Марина и Володя играли вместе.

Внешне все кажется благопо­лучным. Но что-то уже надломи­лось в нем. При бешеной попу­лярности у народа власть не при­знает Высоцкого. Его стихи не печатают, пластинки не выпускают, многие пьесы, в которых он начинает репетировать, театру запрещают ставить. Семейная жизнь на расстоянии, когда уни­женно приходится просить о визах, тоже не доставляет ему радости. Свои эмоции он пода­вляет алкоголем и наркотиками.

Высоцкий пытается преодо­леть свою болезнь, разобраться в себе и подобно своему Гамлету начинает задумываться о смысле жизни и смерти.

«Я отношу твое охлаждение ко мне, - анализировала позже их отношения Марина, - за счет усталости, которая нередка для супругов, проживших вместе более десяти лет. О том, что это из-за морфия, я тогда не знала. И, главное, очевидно, ты отчаялся выжить. Я узнаю о твоих постоянных изменах. Я больна ревностью. Я не сразу смогла понять, что все это просто попытки цепляться за жизнь, самому себе доказать , что ты всё еще существуешь. Ты пытаешься мне сказать об этом, но я не слышу этого. Всё, тупик. Ты можешь лишь кричать о глав­ном, а я замечаю только то, что на поверхности. Ты плачешь о своей любви, я вижу лишь измену...

...Ты, видимо, надеялся на мою помощь. С твоим пьянством ведь мы боролись сообща. Но в одну ночь было сказано все, и между нами нет больше секретов. Мы словно опять вернулись к истокам нашей любви, нам нечего друг от друга скрывать. Ты гово­ришь: «Всё. Беру себя в руки, ведь жизнь еще не прожита». Ты весь дрожишь, только дрожь эта не от мороза. На твоем посеревшем лице живыми и говорящими остались только глаза...»

Два коротких слова.
В1978 году Высоцкий решил уйти из театра. Чтобы остановить веду­щего актера, Любимов предложил ему сыграть Свидригайлова в «Преступлении и наказании». Спектакль вышел в начале сле­дующего года, и это была послед­няя роль Высоцкого в театре. Символично, что в конце пьесы он исчезал в люке, откуда вырывался дрожащий красноватый свет. Марина была потрясена финалом.

Первый сердечный приступ с артистом случился на концерте в Бухаре 25 июля 1979 года. Его жизнь спас прямой укол в серд­це. «Я не нужен этой даме в чер­ном», - сказал тогда Высоцкий, однако он «постарался» сделать все, чтобы не опоздать к ней ровно через год.

За полтора месяца до кончи­ны Высоцкий писал Марине: «Любовь моя! Найти выход мне под силу. Я лишь хочу попросить тебя - оставь мне надежду. Только благодаря тебе я смогу снова вернуться к жизни. Я люблю тебя и не могу допустить, чтобы тебе было плохо. Поверь, позже все встанет на место, и мы будем счастливы». По первому тре­вожному звонку Марина Влади приле­тала в Москву, но с каждым разом все больше убеж­далась, что все ее усилия спасти Володю тщетны, он будто бы сознательно шел к своему концу.

11 июня 1980 года Влади про­вожала Высоцкого в Москву. По дороге в аэропорт они обменива­лись банальными фразами: «Береги себя... Не делай глупо­стей».. . Но оба уже чувствовали, что невозможно далеки друг от друга.

18 июля Высоцкий сыграл Гамлета в последний раз. В тот вечер он плохо себя чувствовал, и врач за кулисами периодически делал ему уколы. 29 июля Володя должен был улететь снова в Париж, к Марине. К сожалению, этому было не суждено сбыться.

Вечером 23-го состоялся их последний телефонный разговор. «А в 4 часа утра 25 июля, - вспо­минала Марина Влади, — я просыпаюсь в поту, зажигаю свет, сажусь на кровать. Ярко-красный след на подушке. Огромный раздавленный комар. Меня заколдовывает это пятно.

Звонит телефон. Я знаю, что услы­шу не тот голос. Знаю! «Володя умер!» Вот и все. Два коротких слова, сказанных незнакомым голосом».

«ВО-ПЕРВЫХ, Я БЫЛА ЗАМУЖЕМ. ВО-ВТОРЫХ, ВЛАДИСЛАВ НАМНОГО МОЛОЖЕ МЕНЯ» Вернувшись в 1966 году с длительных американских гастролей, я застала Большой театр взбудораженным. На меня обрушилось огромное количество разговоров и сплетен. Как же так, появился такой-сякой солист (юный Владислав Пьявко. - Ред.), которому Галина Вишневская отдала премьеру «Чио-Чио-сан»! Почему, на каком основании?! Я знала, что в то время Галина искала себе хорошего партнера. Перед моим отъездом на гастроли она спрашивала меня о Владиславе: «Как ты думаешь?» Я ответила: «Не знаю, как он споет, но артистически точно сделает лучше, чем кто-либо. Это сразу видно». И я уехала. А она здесь воевала со всем театром, это она могла... Хотя премьера уже состоялась, театр продолжал гудеть. Я пошла послушать спектакль. Для меня сразу все стало ясно. Он действительно способный человек, бесспорно, актер, но еще не все в порядке с вокалом, голос не выстроен так ровно, как желательно. ...Я знала, что в дни, когда идет «Чио-Чио-сан», друг Владислава присылает ему из Риги поездом огромное количество гвоздик, и он эти гвоздики преподносит Галине, красиво за ней ухаживает, ей поклоняется. И вдруг он «переключается» на меня. И довольно активно. Думаю, здесь «подлил масла в огонь» Зураб Анджапаридзе (оперный певец. - Ред.). Когда Владик начал за мной ухаживать, Зураб ему сказал: «Тут у тебя ничего не получится». Очень может быть, что это его только подзадорило. Он же настырный, настойчивый, упрямый. Но я к этому серьезно не относилась. Во-первых, я была замужем, во-вторых, Владислав намного моложе меня... «СТАЛКИВАТЬСЯ ЛБАМИ С ГАЛИНОЙ?» Я считала, что было бы правильно ему сделать в театре какую-нибудь партию, не очень большую. И он стал готовить Андрея Хованского. Работал он с дирижером Борисом Эммануиловичем Хайкиным, тот был к Владиславу очень расположен. Правда, сказал такую фразу: «Ой, заведет она его на костер!» Это он меня имел в виду. Следующей его работой должен был стать Хозе в «Кармен». И вот тут-то разразился скандал, который вспоминают по сей день. Более того, своеобразную интерпретацию того, что произошло, мне довелось услышать в далеком Буэнос-Айресе, где я была первой советской певицей, выступающей в театре «Колон». Отголоски скандала докатились и через океан. Я слышала столько домыслов и столько версий, что, наверное, уже пора внести сюда некоторую ясность. Владислав уже начал со мной готовить Хозе, и я даже передала ему некоторые мизансцены. А в это время Галина Вишневская тоже надумала петь Кармен. Разумеется, партнером она видела Владислава. Предполагалось, что состоится новая постановка этой оперы, Ростропович будет дирижировать, а ставить - Покровский. Естественно, возник вопрос: а что делать с Архиповой, куда ее девать? Значит, будет два состава: один - Вишневская, другой - Архипова. В разных редакциях это будет интересно и все такое прочее. Я долго думала и поняла, что не должна участвовать в этой постановке. Я очень хорошо знала, что Вишневская и Ростропович намного лучше меня умеют делать то, что на современном языке называется рекламой. Я же никогда в жизни этим не занималась. Кармен - партия, которая принесла мне уважение, признание, сделала имя. Чтобы это было зачеркнуто прессой, телевидением? Сталкиваться лбами с Галиной? Я подошла в репертуарной части к Покровскому и сказала: - Борис Александрович, я петь Кармен в новой постановке не буду! - Почему не будете? - Вы же знаете своих друзей, - сказала я ему честно. - Будет абсолютная помпа. Зачем мне все это нужно? - Невозможно, - ответил Покровский. - Тогда эта постановка не имеет смысла... «ГАЛИНА, КАК В АНЕКДОТЕ, НАПИСАЛА НА МЕНЯ ЗАЯВЛЕНИЕ В ПАРТКОМ» Мне предстояло петь с Владиславом его первый спектакль «Кармен» на сцене Кремлевского Дворца съездов. Он спел оркестровую репетицию, и специальная комиссия должна была решить, давать ли ему спектакль. Комиссию возглавляла Галина, поскольку она была председателем цехкома оперы. И вот грянул фантастический скандал. Галина требовала, чтобы Владиславу ни в коем случае не разрешали сейчас петь. Вот будет новая постановка (с ее участием. - Ред.), тогда он и войдет в состав. Я же считала, что ему необходимо сделать эту партию, тогда легче будет ориентироваться, ведь Ростропович очень требователен. Галина не хотела категорически - только в новой постановке. И все! Думаю, здесь примешивалась в какой-то степени ревность. На самом заседании меня не было. Ко мне подошел Хайкин и сказал, что заседание решило: Владиславу выходить в «Кармен» не нужно. Естественно, я возмутилась и хотела высказать свое мнение. Галина уже ушла с того заседания. Все происходило наверху, на шестом этаже театра. Я подошла к лифту. Галина еще не успела уехать - лифты у нас ходят медленно. Я говорю: - Галя, почему ты себя так ведешь? - Мы, как подруги, разговаривали, естественно, на «ты». Вдруг она встала в позу: - Как вы смеете со мной так разговаривать? Только масла в огонь подлила, конечно. Я вспыхнула и выразилась достаточно крепко. Потом Василий Феодосьевич Кухарский, заместитель министра культуры, мне сказал: - Да ты же ее матом послала! Я никогда не ругаюсь матом, не умею даже. Просто то, что я сказала, прозвучало интонационно очень убедительно. А так ничего особенного. Потом меня вызвали на партсобрание, потому что Галина, как в анекдоте, написала заявление в партком. От меня требовали, чтобы я извинилась. А я сказала: - За форму я извиниться могу, а за содержание - не буду. Она неправильно себя ведет. Этим заседанием парткома и закончился один из самых грандиозных скандалов. Во всем мире все знали, что в Большом театре две примадонны поссорились из-за Пьявко. Потому что он сначала поклонялся одной, а потом стал ухаживать за другой... Наш роман очень быстро стал всем известен. Я изо всей силы сопротивлялась. Все сделала для того, чтобы отцепиться. Не вышло. Ничего не вышло. Та же судьба, наверное, сыграла здесь свою роль вопреки всем жизненным обстоятельствам. Ну и конечно же, его упрямство, сибирская, кержачья его порода. А Хозе Владислав сделал, и получилась очень хорошая роль! Раиса Мурашкина Источник: kp.ru

Первый муж был был кинооператор.Родилась дочь Зина.Но брак вскоре распался.Второй муж-Алексей Габрилович,единственный сын известного кинодраматурга Е.Габриловича.Об их романе шумела вся Москва -малообразованная провинциалка и такой завидный жених. Позже Габрилович сменит трёх жен и множество любовниц.Но любить всю жизнь будет свою Машеньку.Они никогда не изчезали из поля зрения друг друга.
Ей делал предложение- владелец крупной строительной компании,швед Кай Карлсон,чья компания строила в те годы в Москве район "Северное Чертаново". Для него это была любовь с первого взгляда.Он хотел жениться. Майя отказала.Потом она вышла замуж за сына директора "Мосфильма" А.Сурина.Они прожили всего год.А Алексей Габрилович всё не мог забыть её,они попробовали еще раз жить вместе.Страстей хватило на год. Потом она познакомилась с англичанином Ричардом Коллинзом.Будущий балетмейстер стажировался в Большом театре. Его отец имел высокий церковный сан. И служил в Лондонском соборе Святого Павла.Ему было 27 ,ей 40. Дошло, до того,что его родители прилетели в Москву,чтобы благословить их брак. Но Майя отказала. Расставание далось ему тяжело.Они переписывались практически всю жизнь.Он приезжал позже в Москву,когда она была замужем за своим последним мужем Петером Добиасом.Он был состоятелен, прекрасно знал русский язык. В Вене была семья.Но всё таки они поженились,через 4 года после знакомства.Этот день 26 мая- они отмечали каждый год, все 22 года прожитые вместе.Он обожал её дочек.
Расставание с Майей даже на сутки ,на минуту тяготило его. Он все реже покидал дом.На сьёмки, на гастроли,они стали ездить вместе. Родина, бизнес ,бывшая семья, всё отошло на дальний план.В его жизни была только Майя.

"Майя Григорьевна,я проклинаю каждую прожитую без тебя минуту.Я Вас люблю,а Вас нет дома,чёрт побери" - писал он ей в записке...

Его не стало 2 июля 1994 г.
Она оказалась к этому не готова. Жизнь тотчас же померкла. Каждый день она общалась с ним через дневник-

"22 дня Петеньки нет. Очень скучаю по Пете..."

"Как то я пришла,к маме (вспоминала дочь) но дома её не оказалось.Спустилась вниз стала ждать. Она вышла из соседнего подьезда,в бигуди,косынке,сгорбленная,отрешенная...И я вдруг поняла,что скоро не будет моей мамы..."

7 октября 1994 г.она погибла в автомобильной аварии...
Она пережила своего Петюнечку всего на 3 месяца....Алексей Габрилович вёл поминки.... Он очень переживал потерю.Ровно через год 15 октября 1995 года не стало и его. А потом пронесся слух,что и Ричард Коллинз погиб. Погиб в автомобильной катастрофе вместе со своей семьёй. Наверное и ТАМ они не смогли быть друг без друга.Так и ушли все вместе,один за другим...

В 2005-ом году на телевизионные экраны вышел новый многосерийный художественный кинофильм (язык не поворачивается назвать его «сериалом») «Звезда эпохи», в главных ролях в котором сыграла юная Марина Александрова и блистательный Александр Домогаров. Хотя имена и фамилии героев в киноленте были предусмотрительно изменены (как выяснилось позже, по просьбе родственников главных героев сюжета), но все же зритель легко догадался, о каких героях эпохи 40-ых идет речь. Сюжет был целиком и полностью посвящен киноактрисе Валентине Серовой и ее некоторым жизненным вехам. Однако, всего трагизма и печального завершения того романа в киноленте передать не получилось. Фильм родил множество откликов, как хороших, так и не очень лестных. Критиковали игру актеров, искаженность в сюжете действительности, неудачно подобранного актерского состава…

Но хотелось бы рассказать читателю не об этом кинофильме, но остановиться на двух его главных героях, чей роман породил такую волну кривотолков, откликов, непонимания, неверности суждения…

Валентина Серова стала суперзвездой в 1939 году, когда на экраны вышел фильм с ее участием «Девушка с характером». Фамилия Серова досталась актрисе от своего знаменитого мужа, «сталинского сокола» Героя Советского Союза Анатолия Серова. Этот роман был насколько страстен, незабываем и ярок, настолько и краток. Юная Серова, будучи беременной на шестом месяце от любимого мужа, прожив в браке с ним всего какой-то год …в одночасье становится вдовой. В мае 39-го при испытаниях новой модели самолета легендарный летчик погиб. Сына Валентина Серова назовет в память об его отце Анатолием.

Как она пережила самую глубочайшую травму в ее жизни и потерю любимого человека, знала только сама Валентина. Попросив у Сталина, который чрезмерно уважал ее и шел навстречу любым ее просьбам, другую квартиру взамен прежней, где они жили с мужем, Серова переехала с сыном в другое жилище. Она постаралась с головой уйти в работу. Театр, роли в кино («Сердца четырех») помогли забыться, успокоиться, вновь обрести себя. И вот в этот момент… в ее жизни появился Он. Молодой, начинающий, пока еще никому не известный поэт. В одной из своих телепередач историк и театровед Виталий Вульф рассказал: «…Она (В.Серова – авт.) вспоминала впоследствии, что ей очень мешал играть в театре один из зрителей. На каждом спектакле «Зыковых» этот молодой человек с букетом цветов сидел в первом ряду и испытующим взором следил за ней. Как позже выяснилось, он не пропускал вообще ни одного ее спектакля. Это был начинавший тогда входить в моду поэт Константин Симонов. Ему было 24 года».

Этот роман стал достоянием всей страны. А после опубликования в январе 42-го в одной из советских газет стихотворения Симонова «Жди меня», посвященного Серовой, их любовь стала использоваться пропагандистской машиной государства в своих целях. И небезуспешно. Так, историки Великой Отечественной причисляют появление стихотворения «Жди меня» и одноименного фильма с Валентиной Серовой в главной роли к таким же достижениям, повлиявшим на исход войны, как разгром немецкого наступления под Москвой и Сталинградская битва.

Судьба отмерила им всего лишь девять лет совместной жизни. Любовь Бернеса к Бодровой была огромной. Он старался постоянно находиться рядом с супругой. Как рассказывала Лилия Михайловна: «С Марком я распрямилась. Он никогда мне не говорил: "Ах, какая ты красивая!" Но я знала: он счастлив оттого, что я рядом».
Марк Наумович родился 21 сентября 1911 года в Нежине на Черниговщине в семье старьевщика. (Сам актер говорил, что в энциклопедии ошибочно указана дата его рождения – 21 сентября, – а на самом деле он родился 8 октября.) Когда Марку было пять лет, семья перебралась в Харьков. Отец мечтал, чтобы сын стал счетоводом, и даже отдал его в Харьковское торгово-промышленное училище. Но сын решил стать артистом после того, как в 15 лет по­пал на спектакль в театр.
После школы Нейман расклеивал на улицах афиши харьковского театра «Миссури», работал в нем статистом, помогал рабочим сцены, бутафорам, осветителям, суфлерам. В 17 лет юноша сбежал в Москву. Еще в поезде он узнал, что главные московские театры – Большой и Малый – находятся в Охотном Ряду. Как ни странно, провинциальный паренек получил работу статиста в двух театрах. Нередко Марку, взявшему себе псевдоним Бернес (что означала эта фамилия, сам артист так и не объяснил), приходилось выступать в один вечер на двух сценах. Например, отыграв роль бессловесного слуги в Малом театре, Бернес спешил в Большой, где изображал столь же молчаливого стражника в балете или слугу в какой-нибудь опере.
Теперь это кажется неправдоподобным, но, в сущности, Бернес нигде не учился, не окончил никаких театральных студий. Тем не менее талантливого юношу в начале 1930 года приняли в театр Корша актером «вспомогательного» состава: те же роли на выходах. И даже премировали в 1934 году ордером на обувь «За лучшие качественные по­казатели работы».
В этом коллективе Марк познакомился со своей первой женой – знаменитой московской красавицей Полиной, или Паолой, как ее звали друзья, Липецкой. В то время молодые жили в Петровском переулке, рядом с филиалом МХАТа, в крохотной комнатушке. Здесь, у Бернесов, Исаак Бабель впервые прочитал свой новый рассказ «Отелло», в котором после посещения спектакля жена обращается к мужу: «Наум! Ты видел сейчас любовь? А у тебя что?..» С тех пор рефреном Бернеса – когда он сталкивался с пошлостью в искусстве и жизни – стала фраза: «Сегодня животные штуки, завтра животные штуки, а где же лю­бовь, ребята?..»
В 1936 году режиссер «Мосфильма» В. Червяков при­гласил Марка на небольшую роль в киноленте «Заключен­ные». Тут его и заметил прославленный в будущем режис­сер С. Юткевич. В его фильме «Шахтеры» Бернес сыграл одну из главных ролей – инженера Красовского. Через два года актер снялся в небольшой, но яркой роли Кости Жигулева в кинокартине «Человек с ружьем». Здесь Бер­нес исполнил ставшую легендарной песню «Тучи над го­родом встали...» и быстро приобрел всесоюзную извест­ность. Его заметил даже Сталин. За фильм «Человек с ружьем» Марк получил орден «Знак Почета» и взошел на кинематографический олимп.
Всего же Бернес снялся в 35 фильмах, среди которых безусловная вершина – роль лихого, отважного одессита-пулеметчика и балагура Аркадия Дзюбина в фильме «Два бойца» (1943 г.). За эту работу актер получил боевой орден Красной Звезды.
Начиная с первых кинокартин герои Марка Наумовича приходили на экран с песней, многие из которых в эфире по сей день («Шаланды, полные кефали», «Я люблю тебя, жизнь», «Любимый город», «Хотят ли русские войны?», «Враги сожгли родную хату», «Темная ночь», «С чего на­чинается Родина?», «Если бы парни всей земли», «Журав­ли» и др.).
Если говорить о песенной карьере, то в 1950–1960-х годах по популярности Марку, пожалуй, не было равных. Поклонницы даже создали клуб «Ура, Бернес!».
Это был видный мужчина, прославившийся своими по­бедами на любовном фронте. Когда приятели спрашивали актера, что он говорит жене, вернувшись под утро домой, источая аромат духов другой женщины, Марк Наумович со свойственным ему юмором отвечал: «Я говорю ей: "Здрав­ствуй", остальное говорит она».
Популярная советская киноактриса Лидия Смирнова вспоминала: «Первая жена Бернеса, Паола Липецкая, была замечательная женщина, умная, красивая, энергичная. Он слушался ее беспрекословно. Супруга умирала в больнице от рака, и Марк ее не навещал, ему казалось, что он может от жены заразиться. При этом актер невероятно страдал, ибо Марк без Паолы был не Марк».
Липецкая скончалась в 1956 году, когда их дочери Наташе было около трех лет. Почти одновременно началась кампания в прессе, которая чуть не уничтожила актера. Поводом послужила реплика Н. С. Хрущева.
«В лужниковском Дворце спорта шел концерт для де­легатов юбилейного съезда комсомола, – вспоминал в интервью газете «Культура» поэт Константин Ваншен-кин. – Присутствовало правительство. Мероприятие должно было уложиться в строго отведенное время. Режиссер строжайше запретил артистам бисирование. Бернес спел две песни, его не отпускают. Он вернулся, поклонился. В зале обвал. Он опять ушел, его вновь вызывают. За ку­лисами не оказалось никого из начальства, чтобы можно было спросить разрешения остаться на сцене. Как стало известно, Хрущев выразил неудовольствие: "Ишь ты, не может удовлетворить потребности молодежи, спеть лиш­нюю песню!"».
Этого было достаточно для того, чтобы начать травлю популярного певца и актера. Несколько лет у него не было ни концертов, ни фильмов (и, естественно, заработков), его не выпускали за границу. В «Правде» появилась заказ­ная статья «Пошлость на эстраде».Чуть позже Бернес, ехавший за рулем автомобиля, нарушил правила. Это послужило поводом для фельетона в «Комсомольской правде» – «Звезда на "Волге"». Потом оказалось, что нападки в прессе – это результат негласного конфликта Бернеса со всемогущим зятем Хрущева, Алексеем Аджубеем, из-за одной актрисы, за которой оба ухаживали.
В октябре 1958 года выяснилось, что после выхода на экраны детективного фильма «Ночной патруль», в кото­ром Марк Наумович сыграл роль «завязавшего» с крими­нальным прошлым воровского авторитета Огонька, жизнь актера была поставлена на кон. Уголовная братва вынесла ему смертный приговор. По их понятиям, Огонек как вор, предавший святые законы, был «ссученным», а артист, сыгравший его роль, – «сукой» и подлежал наказанию. К счастью, об этом через осведомителя стало известно начальнику колонии, а он, в свою очередь, сообщил правоохранительным органам. (По другим сведениям, Бернеса предупредил об опасности один из бывших заключенных, симпатизировавший знаменитому актеру.) Марку Наумовичу выделили круглосуточную охрану, в состав которой зачислили бывшего телохранителя самого председателя Совета министров Булганина. Были отменены все концерты и гастроли актера, ему рекомендовали отказаться от ежевечерних прогулок возле дома.
Дни с 26 октября по 1 ноября 1958 года можно по праву назвать одними из самых драматичных в судьбе Марка Бернеса – он ограничил до минимума свои выходы из дома и все свои действия согласовывал с охраной. Однако убийца в те дни так и не объявился. По одной из версий, по пути в Москву он попал в руки милиции, попытался бежать и был застрелен.
После этого беспрецедентного случая актер больше ни­когда не играл в кино преступников.
А вскоре жизнь Марка Наумовича кардинальным образом изменилась – в 1960 году он второй раз женился. Первого сентября знаменитый актер повел в первый класс дочь Наташу. И в школьном дворе познакомился с Лилией Бод­ровой, которая вместе с мужем привела в школу своего сына Жана.
«Я – коренная москвичка, – рассказывала в одном из интервью вторая супруга певца Лилия Михайловна Бернес-Бодрова. – После курсов стенографии и машинописи, потрудившись несколько лет в секретариате Министерства сельского хозяйства и в Госснабе СССР, уехала работать в Венгрию. Но через год ужасно заскучала и вернулась, не выдержав срока договора. И затем трудилась уже здесь, в Москве».
Первый муж Лилии Люсьен был фотокорреспондентом французского журнала «Пари-матч». После их случайной встречи он два года разыскивал ее по Москве. Они поже­нились, и в семье родился сын.
Бернес и Бодрова привели своих детей в единственную на всю столицу французскую школу, в которой учились дети многих известных людей. В то время Лилия Михайловна не была, как сказали бы сейчас, фанаткой артиста, поэтому увидев Марка, державшего за руку дочку, она шепнула мужу: «Смотри, вон Крючков стоит». «Не Крючков, а Бернес», – поправил ее супруг и представил их друг другу. «А потом было первое родительское собрание. Помню, я была больна, с температурой, огорченная, даже злая, по­шла на это собрание. И увидела Марка – он прилетел спе­циально с гастролей, чтобы меня увидеть. Оказывается, уже тогда Бернес ходил по Москве и всем сообщал о том, что влюбился. Я же этого не знала. Хотя в школе его дочка иногда подходила ко мне и говорила: "Лилия Михайловна! Папа звонил, спрашивал, как вы себя чувствуете". Мне это казалось немного странным – чего это вдруг чужой человек интересуется моим самочувствием?»
Дети Бернеса и Бодровой сидели в классе за одной партой, поэтому на собраниях их родители тоже оказывались рядом. Марк Наумович старался сблизиться с женщиной, которая его покорила: он то приглашал ее к друзьям послушать Азнавура, которым все восхищались понаслыш­ке, потому что ни у кого в Москве еще не было его плас­тинок; то звонил и звал на закрытые просмотры фильмов, которые не шли в прокате: Феллини, Бергман, Антонио-ни. Так продолжалось довольно долго – целых два месяца. Бернес умел красиво ухаживать. В ноябре Лилия Михай­ловна, оставив мужа, переехала в его дом. «Марк был очень обаятельным человеком, а в молодости так просто красивым, – вспоминает Бодрова. – Когда мы познакомились, ему уже исполнилось 48 лет – он старше меня на 18 лет, но удивительная улыбка, хитрющий прищур – все это осталось. Он мог подойти, положить руку на плечо – и женщина была готова на все. Правда, со мной он такого не проделывал – был очень осторожен, видимо, боялся спугнуть. Поначалу я не была в него влюблена. Только чувствовала какое-то тепло и нежность – он очень трогательно ко мне относился, бережно, внимательно. Его терпеливое ухаживание, обещание спокойной счастливой жизни с двумя детьми было для меня важнее самых пылких признаний.
Когда я ушла от Люсьена, у наших знакомых был шок. Мои подруги, которым я рассказывала, что Марк сделал мне предложение, никак не хотели поверить, что я говорю серьезно: «Как? Ты готова уйти из такого благополучного дома?» (В те годы мой первый супруг был знаменитым московским иностранцем, обладателем немыслимой кра­соты замшевых пиджаков и единственного в Москве авто­мобиля "Шевроле").
Несколько раз я пыталась от него уйти, он меня воз­вращал, клялся-божился, что его "походы налево" больше не повторятся. Но все повторялось... Некоторые женщины с этим мирятся – я не хотела прощать измен. Мне надо было вырваться из той семьи, а Марк сделал все, чтобы я ушла к нему».
Хотя, конечно, все было не так просто. Любовь к Бодровой пришла позже. Со стороны Марка Наумовича была ложь во спасение: чтобы «заполучить» чужую жену, он сказал ее мужу, что спал с ней. Ловелас Люсьен не слишком пытался найти правду: он вошел в дом и сказал Лилии: «Идем, он тебя ждет внизу». И она ушла. Просто поняла, что она нужнее Марку. Конечно, жизнь сложилась не сра­зу, но в первую очередь радовало то, что дети поняли их. Бернес никогда не делил детей на своих и чужих, а жене даже частенько повторял: «Лиля, что ты так много внима­ния уделяешь детям? У них вся жизнь впереди. А мы не знаем, сколько нам дано».
Марк Наумович любил, чтобы в доме все было чисто и красиво. Правда, по дому сам никогда ничего не делал: его голова все время была занята творческой работой. Но если где-то что-то было не так, обязательно замечал и просил жену переделать.
«Друзья Марка приняли меня сразу, – рассказывала далее Лилия Михайловна. – Его окружали интересные люди: Лидия Русланова, Зоя Федорова, Зиновий Гердт, балерина Ольга Лепешинская и другие. Часто в семье бывал тогдаш­ний американский посол Томпсон, множество иностранных корреспондентов – французы, югославы. И дом у нас был веселый, хлебосольный, к нам любили приходить – я хорошо готовила.
А питейные скандалы Бернеса – это полная чепуха. При мне он вообще не пил – ни рюмки, раздражался, когда -к нему с этим приставали. Я говорила: "Ради Бога, не трогай­те Марка, я сама выпью вместо него с вами...". Он ведь мог вспылить, наорать, не терпел фамильярности. И, конечно, не прощал оскорблений. У него был взрывной характер, и мне часто приходилось сглаживать ситуацию, звонить лю­дям и объяснять: "Ну, Марк погорячился, давайте не будем обострять отношения". Иногда кто-то из наших детей выво­дил его из себя, и тогда по дому летали тарелки. Все это было. Но я знала главное – он не может жнть без меня».
Бернес был настоящим мужчиной. Зная, что любимые цветы супруги – гвоздики, он следил за тем, чтобы в их квартире всегда стоял свежий букет. Каждые Три дня Марк Наумович звонил в цветочный магазин, директор которого был его хорошим знакомым, и просил прислать новый букет. Лилия Михайловна при нем не знала даже, сколько хлеб стоит. Он обо всем заботился, все за нее решал, пото­му что ему казалось, что без него жена ничего сделать не сможет. Бернес отменил ей даже курсы французского язы­ка, убедив, что нет ничего лучше, как работать вдвоем. Лилии Михайловне пришлось быстро осваивать конферанс, и она стала вести его творческие встречи.
За все девять лет совместной жизни они практически не расставались. Жена сопровождала его во всех поездках. Лишь однажды Бернесу пришлось уехать в Ростов одному: Лилия Михайловна вынуждена была остаться дома из-за болезни детей. Он каждый день звонил ей и сетовал: «Ну почему тебя нет рядом?» Если он уезжал по делам сам, то звонил каждые полчаса, не давая даже возможности сосредоточиться на домашних делах. «Супруг не мог без меня работать, – говорит Лилия Михайловна. – Как-то его отправили на гастроли в Польшу – по-моему, вместе с Майей Кристали некой. Мой паспорт не был готов, и я осталась дома. Приезжает Марк в Варшаву – а через три дня звонок от посла с просьбой, чтобы меня немедленно отправили к Бернесу. Мне принесли паспорт на дом и чуть ли не вытолкнули за границу. Оказывается, муж объявил: "Без Лили не буду выступать!". Если его приглашали куда-то одного, он отказывался: "Разве вы не знаете, что я женат?".
Помню один смешной случай: отмечали 50-летие Зямы Гердта. А перед этим был юбилей Утесова, на который из Одессы доставили специально приготовленную фарширо­ванную рыбу. Зяматоже купил рыбы и принес мне: "Лиля, приготовь!". На банкете администраторы-одесситы стали спрашивать: "А кто фаршировал эту рыбу? Она же вкус­нее, чем наша с Одессы!". Тогда Марк гордо объявил: "Это моя гойка готовила!" (имелось в виду – русская)».
Летом 1969 года во время выступления в Ленинграде Бер­несу стало плохо, но он допел до конца, вышел за кулисы и упал. Его увезли прямо с концерта. У актера начались боли в спине, и первое, что пришло в голову: радикулит. С этим его и положили в Москве в госпиталь им. Бурденко. А на другой день Лилии Михайловне сказали, что муж умирает. Рак корня легких – он был неоперабельный. И отец Марка Наумовича, и первая жена тоже умерли от этой страшной болезни.
«Начиналось все очень медленно, – вспоминала вдова. – Марка оставляли силы. Он говорил, что не может петь по 15–20 песен, сокращал выступления. Не было сил гулять, потом передвигаться. А по-настоящему – когда уже поставили диагноз – он болел всего 51 день. Супруг лежал один в огромной палате. Был консилиум: Перельман, Шехтер, Чазов, Павлов. Кто-то попросил меня выйти. Марк сказал: "Нет, она останется здесь". При мне они его осмот­рели, а потом, уже наедине, сказали, что ничего нельзя сделать, можно только облучать.
Однажды супруг сказал: "Пришли Жана, я скажу, к кому пойти в дом звукозаписи, чтобы он на маленький магни­тофон записал четыре мои песни: "Я люблю тебя, жизнь", "Журавли", "Три года ты мне снилась", "Мужской разго­вор". Когда будете меня хоронить, чтобы никаких речей и оркестров не было, а звучали только эти песни". Жан это сделал. Потом Марк сказал: "Лилька, у тебя будет забота похоронить меня на Новодевичьем". Ас другой стороны, говорил врачам: "Вот поправлюсь, такой концерт вам за­качу!". Последние дни он не отпускал меня ни на минуту. Мне даже предлагали лечь рядом в палату».
Умер М. Н. Бернес 16 августа 1969 года. Его должны были похоронить на Ваганьковском кладбище рядом с могилой его первой жены Паолы. Новодевичье «полагалось» только народным артистам СССР, а указ о присвоении актеру этого высшего звания вышел только через три дня после его смерти. Но для любимца публики было сделано исключение.
«Вновь, пластинка, кружись, – написал в дни прощания с Марком Бернесом поэт Евгений Евтушенко. – Настоящее прошлым наполни. Он любил тебя, жизнь. Ты люби его тоже и помни».
«Когда его не стало, моя жизнь кончилась, – вспоминала Лилия Михайловна. – Я осталась одна с двумя 16-летними детьми, которых надо было ставить на ноги. 16 лет – жуткий возраст, если у детей нет отца. Мне пришлось быть и мамой и папой, думать, как сделать, чтобы они не чув­ствовали сиротства, чтобы семья не развалилась. Все это было очень трудно. Я села за руль – починила старый ав­томобиль, который стоял с тех пор, как Марк попал в ава­рию. Прежде я никогда не водила машину.
Наташа окончила МГУ, факультет восточных языков (ИСАА), потом уехала в Америку с мужем. К сожалению, личная жизнь дочери не сложилась. От первого мужа она ушла сама, второй ушел от нее. Сын Жан закончил ВГИК, операторский международный факультет, но оператором никогда не работал».
Лилия Михайловна Бодрова-Бернес живет одна в квартире мужа на Сухаревской улице в Москве. Со своим сыном и дочерью покойного супруга женщина не общается.
После смерти Марка Наумовича она похудела на 18 кг, у нее открылось язвенное кровотечение, позже вдова пе­ренесла два инфаркта. Врачи посоветовали сделать опера­цию на сердце, но она отказалась – некому ухаживать и навещать в больнице. (Правда, в последнее время ей стал оказывать помощь фонд Анастасии Вертинской). Теперь вся ее надежда на внучку, Люсеньку, которая любит слу­шать записи песен в исполнении деда.
Лилия Михайловна добилась, чтобы на доме, в котором они с мужем жили последние годы, установили мемори­альную доску. Кстати, Жан долгие годы безуспешно су­дился с матерью за эту двухкомнатную квартиру, в кото­рой вдова пытается организовать музей Бернеса.
Бодрова-Бернес больше так и не встретила новую любовь. «За кого после Марка можно выйти замуж?» – горько улыбалась она.

Светлана стала главным секс-символом советского кино 1970-х годов. Она снялась в 27 кинофильмах. Ее героиня в «Бриллиантовой руке» неожиданно для советского зрите­ля показала, что женщина может быть не только верным товарищем, но и обольстительной красоткой. «Не винова­тая я, он сам пришел!» — летело с экрана в полутемный кинозал, и сердца мужчин разбивались и гибли «в огнеды­шащей лаве любви». За ее «халатиком с перламутровыми Пуговицами» многие готовы были пойти на край света. (Кстати, на благотворительном аукционе в 2005 году одну такую перламутровую пуговичку продали за 1300 долларов США, а деньги пошли в фонд помощи российским актерам-пенсионерам.) Однако сердце Светланы всю жизнь принадлежало только одному мужчине.

Ее супругом стал Владимир Ивашов, по которому схо­дили с ума тысячи женщин Советского Союза. «Володя был для меня всем: мужем, другом, учителем, любовни­ком... Просто счастье, что я вышла замуж именно за него и что он стал отцом двух наших сыновей», — говорила в одном из интервью актриса.

Младшие коллеги по актерскому цеху называли его по­чтительно Владимир Сергеевич. Для друзей он был просто Вовка, обладающий притягательной силой и чисто муж­ским обаянием.

Родился актер в московской рабочей семье 28 августа 1939 года. Школьником Володя часто ходил на спектакли Сергея Образцова, мастерил дома кукол и устраивал пред­ставления для младшей сестры. Получив аттестат зрелос­ти, он решил посмотреть, что такое ВГИК, хотя отец сове­товал идти на завод.

Ивашов вспоминал: «Я был на предварительных консуль­тациях на всех факультетах и понял, что ни режиссера, ни сценариста, ни оператора или киноведа из меня не выйдет. Наверно, в конце концов, так бы и поступил, как советовал отец, если бы не попробовал почитать стихи. Мне разреши­ли сдать документы в приемную комиссию, но только с на­чала учебного года в мастерской Григория Михайловича Козинцева я стал понимать, что требуется от актера».

Путь Владимира в кино начался очень счастливо. Уже на втором курсе 19-летний студент снялся в легендарной киноленте «Баллада о солдате». Перед этим на главные роли в картине режиссер Григорий Чухрай пригласил на­стоящих звезд того времени — Олега Стриженова и Татья­ну Конюхову. Съемки шли полным ходом, когда однажды Чухрай понял: он ошибся — герои должны быть значи­тельно моложе и совсем неизвестными. Не то зритель по­йдет в кинотеатры на Стриженова и Конюхову, и тогда задуманная бесхитростная лирическая история просто не воспримется. Вот тогда-то он и предложил роли Алеши Скворцова и Шуры студентам-вгиковцам Владимиру Ива­шову и Жанне Прохоренко.

«Баллада о солдате» оказалась одной из лучших кинокар­тин о Великой Отечественной войне. Фильм получил приз Каннского кинофестиваля и множество других наград, а ис­полнители главных ролей стали народными любимцами.

Ивашов был частым гостем зарубежных кинофестива­лей. В Москву он вернулся в ореоле славы, которая, кста­ти, совершенно его не испортила. Правда, из-за пропу­сков в занятиях ему пришлось во ВГИКе опуститься на курс ниже. Так он оказался в одной мастерской со Светла­ной Светличной.

Актриса родилась 15 мая 1940 года в г. Ленинакане Армянской ССР в семье военнослужащего. Отец, Афана­сий Михайлович Светличный, дослужился до генерала. Мать, Мария Федоровна Золотарева, была домохозяйкой.

Во время войны семья какое-то время жила в район­ном центре Коломак Харьковской области, потом пере­ехала в г. Ахтырку на Сумщине, где Светлана пошла в 1-й класс. Светличные нигде долго не задерживались, следуя за отцом к месту его службы. Мария Федоровна могла не думать, как обуть, одеть и чем накормить ребенка и мужа-генерала, поэтому у нее оставалось время на художе­ственную самодеятельность для себя и на драмкружки для малышки. Мама Светочки была творческой личностью, играла в спектаклях в Доме офицеров, делала представле­ния к Новому году, 8 Марта, Дню Победы и другим празд­никам. В этих концертах принимала участие и дочка — Мария Федоровна мечтала, чтобы та стала актрисой.

Когда Светлана окончила школу в г. Советске Калинин­градской области, мать купила ей билет, посадила на по­езд и отправила в Москву поступать во ВГИК: «Езжай и пробивай себе дорогу на большой экран!»

В столице, узнав что конкурс — 80 человек на место, девушка поняла, что вряд ли станет студенткой. Но сим­патичная провинциалочка приглянулась приемной комис­сии, разглядевшей в перепуганной абитуриентке искру та­ланта. Светличная успешно прошла три тура испытаний и была принята на курс выдающегося режиссера и педагога Шихаила Ромма.

В тот год у него был объединенный режиссерско-актерский курс. Вместе со Светланой учились Андрон Кончаловский, Валерий Носик, Андрей Смирнов, Жанна Прохо­ренко, Галина Польских. Светличная быстро попала в число любимиц мэтра. Гибкий талант студентки позволял при­мерять на нее любые образы, использовать какие угодно режиссерские методики. На студенческой сцене она сыг­рала Элизабетт Проктер в «Салемском процессе», Катюшу Маслову в «Воскресении», Марьянку в «Казаках». Кроме того, у первокурсницы обнаружились незаурядные хорео­графические способности. Посмотреть на ее занятия танца­ми сбегались все свободные от лекций студенты и препо­даватели.
«Многие из них были в меня тайно или явно влюбле­ны, что мне очень льстило, — вспоминала актриса. — Но у меня никогда не возникало чувство, что я сама красивая. Мне казалось, что другие девушки, обделенные мужским вниманием, гораздо красивее меня.

О первой жене
Первой женой Сергея Михалкова стала Наталья Петровна Кончаловская - писательница, внучка художника Сурикова.

«Все случайное оказывается закономерным, - рассказывает Михалков. - В 1936 году меня пригласили в дом Петра Петровича Кончаловского. И там я встретил Наталью Петровну. Она была старше меня на 10 лет. Мне было 23 года, ей - 33. Я уже писал, печатался, у меня вышел первый вариант «Дяди Степы». В общем, я влюбился. С приятелем уехал в Харьков и оттуда из гостиницы позвонил ей в Москву со словами: «Я не могу без тебя. Я возвращаюсь к тебе с тем же вопросом: пойдешь ли ты за меня замуж?» Она согласилась. Я ей тоже чем-то нравился. Молодой, успешный... Мы стали жить вместе. Друг другу читали то, что мы пишем. Она меня критиковала, я ей давал советы...»

Супруга умерла в 85 лет, рядом с Сергеем Владимировичем остались приемная дочь Катя и сыновья Андрей и Никита, уже добившиеся мирового признания. А в 83 года Сергей Владимирович женился второй раз на Юле Субботиной, дочке академика, на 40 лет моложе его. О своих взаимоотношениях Сергей Владимирович и его супруга рассказали «Комсомолке».
О второй жене
Мало кто из писателей женится в 83 года на молодой 35-летней женщине, - признался «КП» Сергей Владимирович Михалков. - Обычно это носит характер такой, знаете: молодая женщина решила выйти замуж за академика, потому что он скоро помрет и ей останется громаднейшее наследство. Но про меня больше разговоры, что я состоятельный человек. У меня много книжек выходит, но за детские книги очень мало платят. В нашей истории деньги не играли абсолютно никакой роли. Познакомились мы с Юлей случайно - в летнем кафе. Уступил ей за столиком место. Мы разговорились. Она на меня произвела впечатление. Потом я ей позвонил. Мы стали встречаться сначала по-дружески. Занимались общими делами. Она очень организованный, внимательный человек. Юля в то время окончила МИФИ и была аспиранткой, готовила кандидатскую диссертацию.

Она физик, как и ее отец. Но защищаться не стала, потому что вышла за меня замуж и стала мне помогать.

- Как вы предложили Юле руку и сердце?

- Я просто сказал: «Давай зарегистрируемся, чего так встречаться!» Мол, на тебя люди смотрят, интересуются, с кем это Михалков пришел обедать в ресторан. И я предложил: «Давай с тобой сделаем семью». Она согласилась. Я беспокоился, конечно, что родители ее будут против. Но потом мы познакомились с родителями - все было нормально.
Сыновья жену приняли

- Как вы готовились к свадьбе?

- До регистрации мы с Юлей по приглашению моего старшего сына Андрея поехали к нему в Лондон. Он там снял небольшую квартиру, и мы жили две недели.

Ходили в музеи, осматривали достопримечательности. А когда приехали из Лондона, решили и нашу судьбу.

У нее сложились хорошие отношения с моими сыновьями. Они ее приняли, и это тоже важно.

- Сейчас у вас с Юлей любовь или больше дружба?

- Любовь, конечно!

- Запомнился ли вам какой-то случай из семейной жизни?

- Знаете, случаев, слава Богу, не было. Потому что всякие случаи - это какое-то волнение. Случай сам по себе произошел, когда она согласилась выйти за меня замуж. Иногда задумываюсь - когда мне было 47 лет, я уже прошел всю войну, пять лет я был на войне, имею 12 орденов, слава Богу, не попал в плен и ранен не был, а она РОДИЛАСЬ! И вот это случай! Вы понимаете?

- Кстати, я читала, что у вас в 20 лет была первая любовь - девочка, которую тоже Юлей звали. Вот и последняя любовь Юля.

- Да, можно сказать, совпадение.

- Чем Юля сейчас занимается?

- Она занимается мной. Из-за меня она не стала защищать диссертацию и стала моей женой, а это тоже какие-то обязанности. Понимаете?

- А Юлю не тяготит отсутствие своего дела, то, что она живет как бы в вашей тени?

- А что она могла - получить звание кандидата наук и работать преподавателем в институте?! Вы знаете, как много работает преподаватель и сколько профессор получает? Мизер! Мизер получал ее отец - академик, лауреат Ленинской премии, его реакторы стоят на подводных лодках! У меня внуки больше зарабатывают.

- У Юли до вас были мужья?

- Я ее второй муж. С первым мужем ее отношения закончились задолго до нашего знакомства.

- А как строятся ваши отношения, вы чувствуете любовь Юли?

- Она меня очень любит, да. У нас нежные отношения. Причем их строит она. Как человек внимательный и добрый, она знает, что мне необходимо ее присутствие, ее помощь.

- Чем вас радует супруга?

- Очень многим. Жена у меня - хороший кулинар. Салаты у нее получаются очень вкусно, жареные кабачки. Вообще любит угощать моих друзей, которые ко мне иногда приходят. Одним словом, она - эталон хорошей молодой жены. Конечно, она для меня опора. Одному бы мне было трудно жить. А если б я женился на такой, знаете ли, легкомысленной девушке, я бы не смог это вытянуть.

- Сергей Владимирович, из чего сегодня состоит ваша жизнь?

- Я продолжаю писать басни, печатаюсь в журналах. Пишу воспоминания.
Юля: «С Сергеем Владимировичем нас связывает любовь!»

- Юлия, говорят, Сергей Владимирович первый проявил инициативу при вашем знакомстве?

- После нашей первой встречи Сергей Владимирович начал упорно мне звонить. Когда я к нему зашла, у него стоял абсолютно пустой холодильник с корочкой сыра и корочкой хлеба. И в этом был его аристократизм: нет - и не надо, есть - очень хорошо. Сергей Владимирович - аристократ. Он не современный человек по духу своему. Ведь аристократизм выражается не в том, что он кушает серебряной вилочкой, а в отношении к жизни.

- А между тем многие не верят в вашу любовь - я читала в Интернете кучу заметок, где вас упрекали в меркантильности.

- Я не буду доказывать вам, что, когда мы познакомились, у меня денег было больше, чем у Сергея Владимировича. Мало ли что говорят. Я не писательница, мне не нужно было печататься. Даже смешно это слышать! Наши отношения с Сергеем Владимировичем строятся на любви и уважении друг к другу.

Он человек с детской душой. Чистота, нежность и наивность - это его.

- Вы помогаете Сергею Владимировичу по работе?

- Стараюсь.

- Он спрашивает вашего совета?

- Иногда да.

- Вы хорошо готовите. Есть ли какие-то рецепты любимых блюд?

- Я готовлю по вдохновению, а любимое блюдо - то, которое захочется приготовить на следующий день.

- Стараетесь ли вы вести здоровый образ жизни?

- За своим здоровьем не очень слежу, а за здоровьем близких стараюсь следить.

- Вас не смущает большая разница в возрасте с мужем?

- Нет.

- То есть главное не возраст, а человек?

- Абсолютно верно.

Всеволод Мейерхольд родился 28 января 1874 года в городе Пенза в обрусевшей немецкой семье. Учился в Москве на юридическом факультете, затем поступил на драматиче­ские курсы, был артистом Московского Художественного теат­ра, позже – провинциальным режиссером, работающим по методу Художественного театра. Журналисты называли его декадентом, с ним ссорилась первая актриса Александ­рийского театра Марья Гавриловна Савина – ей очень не нравилось, что директор императорских театров, тончай­ший Владимир Теляковский сделал ставку на молодую ре­жиссуру и взял Мейерхольда в штат. Даже враги признавали его дар, он сделал себе громкое имя, но в основоположни­ки нового театра его вывела Октябрьская социалистиче­ская революция, или, как принято сейчас говорить, октябрьский переворот.

Мейерхольд был человек театра, и действительность у него часто сливалась с игрой, а игра становилась священ­нодействием – так и надо понимать его послеоктябрьские манифесты и фотографии в красноармейской униформе. Он был впечатлителен, желчен, великолепно образован, склонен к самоанализу и предубеждениям.

Но к человеческим качествам самого Мейерхольда та­кого рода рассуждения не имеют отношения. Истовость и способность идти до конца заставили его в 21 год сменить вероисповедание и из немца и лютеранина Карла Теодора I Казимира Мейергольда превратиться в православного Все­волода Мейерхольда. (Всеволодом звали его юношеского кумира, писателя Гаршина.)

К моменту встречи с Зинаидой Райх, которая стала вторым – вместе со сценой – смыслом его существова­ния, Мейерхольду было уже 47 лет, он был знаменит, женат, имел трех дочерей. Но в Зинаиду Райх Мейер­хольд влюбился страстно, самозабвенно, без памяти. Имея тонкую, интеллигентную и преданную жену, он почувст­вовал потребность в иной женщине, свободной и раскре­пощенной. И такой женщиной оказалась Зинаида Нико­лаевна.

Зинаида Николаевна Райх родилась 21 июня 1894 года в селении Ближние Мельницы близ Одессы в семье обру­севшего немца-железнодорожника. Еще учась в 8-м клас­се она угодила под надзор полиции и была исключена из гимназии за политическую связь с партией эсеров. В от­личие от отца, старого члена РСДРП, юная гимназистка выбрала партию экстремистскую, делавшую ставку на тер­рор. В этом поступке сполна проявился юношеский мак­симализм. В революцию она кинулась очертя голову.

Именно в редакции эсеровской газеты «Дело народа» где Райх служила машинисткой в 1917-м, она страстно увлеклась начинающим поэтом Сергеем Есениным, кото­рый печатался в этой газете. Любовь вспыхнула мгновен­но, и в августе того же года они обвенчались. Более того любовь полностью оттеснила «политику», которую Есенин отнюдь не одобрял. В коротком промежутке между февра­лем и октябрем Райх с той же горячностью, которая вчера еще толкала ее в революцию, теперь отдалась устройству семейного гнезда. Первое время молодожены жили врозь, как бы присматриваясь друг к другу, но вскоре поселились вместе, и Есенин даже потребовал, чтобы Зинаида остави­ла работу. Жили они без особого комфорта, но не бедство­вали и даже принимали гостей. С гордостью Есенин сооб­щал всем и каждому: «У меня есть жена». Даже Блок удивленно отметил в дневнике: «Есенин теперь женат. Привыкает к собственности».

Однако времена были трудные, голодные, о «собствен­ности» не приходилось и мечтать. И посему семейная идил­лия быстро закончилась. На некоторое время молодые суп­руги расстались. Есенин отправился в Константиново, беременная Зинаида Николаевна уехала к своим родите­лям в Орел, где в мае 1918 года родила дочь Татьяну. Спу­стя почти два года появился на свет их второй ребенок – сын Константин. Но семейного гнезда уже не было. Как писала дочь Есенина Татьяна: «Насовсем родители разъеха­лись где-то на рубеже 1919–1920 годов, после чего уже никогда вместе не жили».

Нужна была незаурядная сила духа, чтобы начать жизнь сначала. И Зинаиде Николаевне это удалось. В августе 1920 года она поступила на службу в Наркомпрос – ин­спектором подотдела народных домов, а осенью следую­щего года стала студенткой Государственных экспери­ментальных театральных мастерских (ГЭКТЕМАСа). Трудно сказать, долго ли горевала после разрыва с Есе­ниным Зинаида Райх, ютясь с двумя малышами в Доме ребенка на Остоженке. В любом случае без поклонников она не осталась, одним из которых был известный кри­тик Виктор Шкловский. Но в итоге судьба свела ее с Мейерхольдом. А сведя, связала накрепко. Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, начались «отноше­ния».

Современники давали Зинаиде Райх самые проти­воречивые оценки. Одни описывают ее как красавицу, пре­данную жену и прекрасную мать. В других воспоминаниях она выглядит экзальтированной, неуравновешенной, отнюдь; не красивой, но обладавшей определенной сексапильностью, женщиной, которая не могла не давать поводов для ревности обоим мужьям. Сначала Есенину, затем Мейер­хольду.

Придя в студию Мейерхольда, Райх увлеклась его творче­скими идеями создания нового, авангардного театра. Не найдя себя в революции, она попала в эмоциональную, чувственную среду Мейерхольда, и он смог открыть то, (что так глубоко в ней таилось. «Мастер строил спектакль, как строят дом, и оказаться в этом доме, хотя бы дверной ручкой, было счастьем», – говорили актеры о великом Мейерхольде.

Их встреча была судьбоносной. Ища свою Галатею, он влюбился в молодую ученицу. В 1921 году слушатели ГЭК­ТЕМАСа, шедшие на учебу по переулкам между Тверской 1-й Большой Никитской, часто замечали странную фигу­ру – приглядевшись, они понимали, что под красноармей­ской шинелью не один, а два человека. Учитель обнимал их однокурсницу, двадцатипятилетнюю красавицу Райх. Окружающим это не нравилось: те, кто любил Мейерхольда, не прощали Райх его любви. Не прощали ему и враги, которых у Мейерхольда было немало.

ВТОРАЯ ЖЕНА
Однажды в 1944 году в коридоре Мосэстрады к Утесову кинулась безумного вида девица, с криком: “Если не у вас танцевать, то все равно где, хоть в колхозе”. Рядом с ней топтался застенчивый молодой мужчина невероятной красоты. Утесову эта пара чем-то сразу понравилась. А посмотрев, как они танцуют, Леонид Осипович воскликнул: “Дети, сама судьба привела вас ко мне!” “Ну конечно! Стала бы я ждать, пока судьба приведет меня туда, куда мне надо!”, - подумала Тонечка Ревельс. На самом деле ей пришлось применить всю свою немалую природную изворотливость, чтобы, пробившись через бесконечные военные патрули, доехать самой и довезти мужа – Валентина Новицкого, мужчину вполне призывного возраста - из Хабаровска в Москву без каких-либо проездных документов.

Главный администратор утесовского оркестра, почуяв в характере новой танцовщицы изрядную долю авантюризма, с первых минут невзлюбил Тоню, пробурчал: “Танцевала тут до вас одна, и были романтические эпизоды. Жене Утесова все это не понравилось, и я уволил девицу”. Да что тут изменят предупреждения? Тоне – двадцать два, она честолюбива, бедна и никому не известна. Утесову – под пятьдесят, он знаменит, шикарен и моложав. И еще – утратив собственное бесстрашие и бесшабашнсть, он очень ценит эти качества в других…

Их любовь началась на гастрономической почве. Гастроли. Гостиничный номер. Тоня подпольно жарит котлеты. Раздается стук. “Администратор!”, - пугаются супруги Новицкие-Ревельс. Но на пороге обнаружился улыбающийся Утесов: “Дети, а почему вы прячетесь в номере?” Попробовал котлету, и стал наведываться каждый вечер. Узнав от администратора по телефону об этих трапезах, Елена Осиповна позвонила в гостиницу: “Леонид Осипович полнеет, ужин у него должен быть легким”. Котлеты Тоня в срочном порядке заменила на кефир…

Одни гастроли кончались, другие начинались. “Тонька - чудо. Остроумная изобретательная, веселая. Умереть можно. Клянусь гастрономом!”, - восхищался Утесов. И думал: “Эх, встретил бы я Тоньку лет на пять раньше”… Теперь же страх, однажды поселившийся в душе Утесова, не позволял ему взять и резко поменять свою жизнь. Впрочем, все устроилось без семейных драм: Новицкий был не ревнив, да и Елена Осиповна очень скоро перестала возражать против нового мужниного романа. Видимо, ей и без ревности хватало забот, особенно с дочерью. Эдита давно уже выступала вместе с отцом и вела ту же кочевую гастрольную жизнь. Да и характером она пошла в Утесова. Словом, своему мужу Альберту – добропорядочному режиссеру документального кино – Дита изменяла с таким размахом, что честь семьи Утесовых часто оказывалась под угрозой.

Очень скоро Тонечка Ревельс научилась быть необходимой всем членам этого семейства. Для дочери она стала бескорыстной наперстницей: “жилеткой”, в которую можно было выплакаться, подружкой, перед которой можно было похвастаться, компаньонкой, которой можно было поручить организацию очередного романтического свидания… Для жены Тоня была “глазами” и “ушами”: в случае, если увлечения Эдит становились слишком угрожающими, именно Тоня должна была предупредить Елену Осиповну. К тому же та, загруженная хлопотами о московском доме, не могла сопровождать своего мужа на гастроли, а кому еще можно было поручить заботу о здоровье Леонида Осиповича, его режиме и гардеробе, как не верной Тоне! Ну а для отца семейства Тонечка была праздником, свежим ветром, оживлявшим и разнообразившим его немолодую жизнь. При этом Утесов мог отругать ее за опоздание с возвращением ему двухрублевого долга: “Елена Осиповна будет недовольна”…

С годами его характер все сильнее менялся, становясь все менее похожим на материнский и все более – на отцовский, робкий… Утесов стал мнительным, неуверенным, часто впадал в депрессии. Выход на сцену теперь превратился для него в пытку – его преследовал страх провала, ничем, впрочем, не обоснованный (публика принимала его с неизменным восторгом). Чтобы взбодрить мэтра перед выступлением, Тоня придумывала всякие смешные штуки: то приколет к его сценическому костюму целую бездну голубых бантиков (Утесов откалывал один за другим, но находил все новые), то увесит дурацкий фикус на подоконнике гримерки яблоками, то просто нарисует какую-нибудь смешную картинку. А уж как она умела его хвалить! Целые истории ему рассказывала о нем же самом – величайшем джазмене. “Тоня, дальше!”, - молил Утесов с детской доверчивостью.

Иногда тонины “штуки” оказывались рискованными. То в Ленинграде она зазвала его на замерзшую Неву, а лед дал трещину - Утесов боялся идти к берегу, Тоне пришлось вести его за руку. То в “Астории” она потащила его в пустой, без лифтера, лифт, уверив, что умеет управлять рычагами, а кабина застряла (в тот раз у Утесова случился приступ страшнейшей клаустрофобии, и Тоня еле-еле успела вытащить его на свет Божий).

Как-то весной Тоня и Леонид Осипович шли по улице. Она сказала:

- Сейчас мы с вами будем целоваться, потому что весна.

Это авантюра.


Тоня не слушала. Она забежала вперед и пошла ему на встречу:

Голубчик, дорогой! Какая неожиданность! А я только-только приехала из Ленинграда!


Потом Тоня точно так же “приехала” из Тулы, из Рязани…“Эта любовь у меня никогда не пройдет, - вдруг подумал Утесов. – Ну почему Тонька – не моя жена! А Елена Осиповна все болеет. И, кажется, неизлечимо”... Его стали одолевать какие-то смутные мечтания о том, что было бы, стань он вновь свободен…

Елена Осиповна умерла, когда Утесову было 65 лет. Никакого освобождения, и тем более облегчения, он не испытал. Да что там! Даже Тоня как-то сразу стала не нужна. Утесов засел один в своей гулкой огромной квартире, не вылезая из халата, почти не вставая с кресла, слушая собственные записи и предаваясь воспоминаниям. На сцену он решил больше не выходить - страх совсем одолел его. Да тут еще Эдита испугалась, что отец может жениться на Тоне, кстати, тоже недавно овдовевшей. Золото-бриллианты Елены Осиповны она увязала в узел разметом с хороший абажур и отдала на хранение сначала тетке, потом каким-то знакомым, державшим дома собаку, потом еще кому-то: имея в квартире такое сокровище, его хранители переставали спать ночами и просили Диту поскорее забрать от греха свое золотишко.

Тоня почувствовала, что Утесовы видеть ее больше не желают. Обменяла свою пятиметровую комнату в Москве на квартиру в Воронеже и уехала. Через месяц раздался звонок: “Приезжай! Я очень люблю тебя!”.

Тоня приехала, распекла домработницу за грязь и духоту, выбросила на помойку уютный утесовский халат – жизнь снова заискрила! Тоня даже заставила Утесова снова выйти на сцену. Но о женитьбе и речи не заходило. И все же она чувствовала: он уже никогда не будет принадлежать ей. Елена Осиповна его не отпустит, и дело тут не в том, что Утесов любил свою законную жену сильнее, чем ее, Тоню. Просто та, робкая половина его натуры, которая досталась ему от отца и которую всячески развивала в нем властная, экономная и осторожная Елена Гольдина, вконец задавила, материнскую, бесстрашную и своевластную, которая была созвучна ей, Тоне Ревельс.

Потом Дита тяжело заболела (рак крови вместе с опухолью в голове) и, изрядно намучавшись сама и измучив отца, умерла. Только тогда Утесов, наконец, сделал Тоне предложение. Свадебная церемония была упрощена до крайности – из уважения к возрасту жениха, работники ЗАГСа согласились зарегистрировать брак у него дома. Гостей не было. И никто не может сказать, было ли на немолодых лицах новобрачных что-то такое, что говорило бы: “Мы ждали этого сорок лет. Мечта, казавшаяся несбыточной, исполнена. Мы счастливы”.

Родилась Татьяна Тарасова в 1947 году в Москве в семье, где все любили спорт, ставший для ее родителей призва­нием. Мама Тани, Нина Григорьевна Тарасова, – препо­даватель физкультуры, а отец, Анатолий Владимирович, – заслуженный тренер СССР по хоккею, кандидат педаго­гических наук. Поэтому Таня и ее сестра Галя с детства занимались спортом, ходили на тренировки отца, наизусть знали имена всех игроков, которых он тренировал. В пять лет Тарасов привел дочь в секцию фигурного катания. «Уж если родилась девочкой, то хоть на коньках стоять научит­ся», – строго сказал он. По настоянию отца Таня посту­пила в Институт физкультуры, расставшись с мечтой стать балетмейстером. Выступая в паре с Георгием Проскуриным Татьяна Тарасова победила на Всемирной универсиаде, но в 18 лет прекратила выступления, получив тяжелейшую травму спины. Поняв, что она не сможет прожить без льда девушка решила стать тренером. Эта работа стала смыс­лом ее жизни. Не испугавшись трудностей, Татьяна Тара­сова взялась тренировать мастеров уже довольно высокого класса.

В 25 лет она стала заслуженным тренером России, а в 28 – заслуженным тренером СССР, самым молодым в стра­не. Среди воспитанников Тарасовой – прославленные Ирина Роднина, Александр Зайцев, Наталья Бестемьянова и Андрей Букин, Марина Климова и Сергей Пономаренко, Илья Кулик и многие другие. Татьяна Анатольевна никогда не отказывалась от своих учеников, даже если не видела их спортивной перспективы. К ней обращались и уже сложившиеся мастера, не понятые или отлученные от большого спорта, но по-прежнему мечтающие о победах на крупных состязаниях. И Тарасова их никогда не подво­дила. Она прекрасный, знающий и чуткий тренер, а глав­ное – удивительный, талантливейший хореограф. «Самое сложное в фигурном катании – подбор музыки. Эти че­тыре минуты музыки, которые должны потрясти всех, из­мучить душу тебе и твоему ученику, потому что музыка первична, а программа, которую следует откатать, – вто­рична», – не устает повторять Татьяна Анатольевна.

Именно музыка послужила залогом не только брачно­го, но и творческого союза Татьяны Тарасовой и ее мужа-Владимира Крайнева.

Владимир Крайнев родился в Харькове в 1944 году. Мальчишка рано проявил свои незаурядные музыкальные способности и при поддержке харьковских педагогов по­ступил в Московскую центральную музыкальную школу при столичной консерватории им. Чайковского, а затем закончил аспирантуру под руководством великого маэстро Генриха Нейгауза. Талантливый пианист неоднократно завоевывал Гран-при на крупных международных конкур­сах, в том числе на конкурсе им. Чайковского в 1970 году. Его неоднократно приглашали выступать с выдающимися дирижерами и прославленными оркестрами мира. Попу­лярность и авторитет Крайнева среди музыкантов так велики, что некоторые современные композиторы посвяща­ет ему свои произведения.

В Украине проходит ежегодный музыкальный фести­валь «Владимир Крайнев приглашает». А с 1992 года в его родном Харькове проходит ежегодный конкурс юных пиа­нистов, названный его именем.

Официально два этих талантливых и преданных своему делу профессионала познакомились 19 октября 1978 года. «Мы знали друг о друге до этого, – объяснял позднее Край­нев у Нас масса общих знакомых, просто у каждого была своя жизнь, в которой однажды произошли большие пере­мены». Действительно, и Тарасова, и Крайнев были вхожи в дом Фрадкиных. Об этом Татьяна Анатольевна с улыб­кой вспоминала: «Дочь композитора Марка Фрадкина была моей подругой, а Марк Григорьевич и его жена Раиса Марковна меня обожали. Владимира Крайнева в этом доме звали Вовой. Он там тоже ходил в любимцах и тоже дру­жил с Женей. Мы друг друга знали, но никогда не встреча­лись. Я жила одна, и Женя все время твердила: "Надо тебя познакомить с Крайневым". То же самое она говорила и Вове».

В их истории любви присутствует и небольшая доля мистицизма. Ведь встречу с любимым Татьяне Анатольев­не предсказала гадалка! Однажды Тарасова со своими по­другами Мариной Нееловой и Еленой Матвеевой решила поехать к гадалке, старушке, живущей где-то на окраине Москвы. Никого из подруг та не знала лично, ведь адрес предсказательницы они узнали случайно через кого-то из знакомых. Старушка умела гадать по утренней росе. По­этому вся компания отправилась к ней ранним утром, не успев сделать не только макияж, но и умыться. Гадалка, предсказав будущее Марине и Елене, занялась Тарасовой. Но молодая женщина не хотела ее слушать: гадалка на­помнила ей о недавней трагедии. Второй муж Татьяны Ана­тольевны скоропостижно скончался два года тому назад. Но старушка заставила ее дослушать до конца, объясняясь какими-то своими непередаваемыми выражениями: «А ты очень скоро выйдешь замуж. Ты познакомишься с челове­ком, который пляшет и поет. У него профессия на одной ножке». Услышав это, подружки рассмеялись и начали острить: «Хромой, наверное. А может быть, военный или пожилой человек». Но гадалка пояснила свои слова: «Нет­-нет, это у него работа такая. Вроде как артист, но не ар­тист. Не тот, что по телевизору выступает, но очень изве­стный. Не бойся, что он роста будет маленького, выходи за него замуж. Сразу будешь жить с ним хорошо. Он будет тебя понимать».

Подруги вернулись в центр города, чтобы после утрен­него приключения отправиться на работу. Имея в запасе еще несколько свободных часов, компания решила заехать к живущей неподалеку Жене Фрадкиной. Когда девушки с шутками и смехом ввалились к ней в квартиру, на кухне вместе с Жениной мамой сидел Крайнев. «Я как вошла, так и сказала со смехом: вот он – мое счастье», – вспо­минала Тарасова. Крайнев предложил подвезти Татьяну на работу. «И вот мы с ним рядом едем через Каменный мост и, когда спускались к "Ударнику", перед нами под­нялись на небе две радуги прямо над Кремлем, клянусь. Я ему: "Две радуги. Я никогда в жизни такого не видела". А он мне: "Это к большому счастью". Через девять дней мы поженились».

Заводя разговор об этом браке, обыватели обычно начинали с вопроса: " Они еще не развелись?" В советские времена Абдулов с Алферовой были едва ли не единственной семьей, вынесшей свои семейные отношения на публику - вместе с маленькой дочерью Ксенией они вели утреннюю детскую телевизионную передачу " Будильник". Ее смотрели не только дети, но и взрослые. Разговоров о том, как " он ей подмигнул" или " как он на нее посмотрел", хватало на целую неделю.
=С ЛЮБИМЫМИ НЕ РАССТАВАЙТЕСЬ!=Этот фильм - ода любви Абдулова и Алферовой. Сюжет довольно обычный: Митя (Александр Абдулов) перестает верить жене Кате (Ирина Алфёрова). Он мучается, терзается ревностью, несмотря на то, что жена не изменяла. Они разводятся. Вскоре после развода Катя попадает в больницу. Тихую, с потухшими глазами навещает её Митя. Подходит к концу их свидание. И вдруг она кричит, захлебываясь рыданиями: «Я скучаю по тебе, Митя!». Гордость, стремление к независимости — всё ушло. Осталась только любовь — настоящая, всепоглощающая, единственная, подвергшаяся жестокому испытанию и вновь обретшая себя…
Фильм отличается тонким психологизмом и говорит о жизни вообще. О том, что любовь не кончается после оформления бумаг… О молодых супругах, чувства которых стали очевидны для них после пройденных испытаний ревностью, разлукой, страданиями.
Конечно, все, кто смотрел этот фильм, помнят незабываемую финальную сцену истерики главной героини.
Довольно давно я читала от Ирины Алферовой признание в том, что в сцене истерики ее героиня Катя, сходит с ума.
Вероятно, так заканчивается одноименная пьеса Александра Володина, по которой снят этот пронзительный фильм. Но как такового четкого финала в этом фильме нет...
Кстати, Ирина Алферова фильм "С любимыми не расставайтесь" не смотрит никогда.
А в начале 90-х семья оказалась в центре нескольких скандалов.
Поначалу Абдулов предстал пред публикой " без штанов" - скандальная журналистка Дарья Асламова опубликовала отрывки из своих " постельных" мемуаров. Среди соблазненных был и Абдулов. Это была первая глубокая трещина в браке.
О разводе молва заговорила после того, как Алферова снялась в клипе певца Александра Серова, - сразу же возникли слухи об их возможном романе.
Масла в огонь подлило и признание Алферовой в том, что они с Абдуловым наконец официально разведены и ничем значительным в своей жизни бывшему мужу она не обязана.
В 1993 году брак самой красивой пары страны распался... После последнего разговора с Ирой Абдулов летел по ночной Москве на авто. Сердце его рвалось от боли. Ему нужна только Ира. Только она. Но она его отвергла...
«Понимаете, Саша очень много в жизни натворил, – говорит Алферова, – но он ТАКОЙ! И я его понимаю. Просто... Просто мне в жизни нужно совсем другое, но я его понимаю, зачем он все это делал. Саша нужен всем! Всем женщинам! Он для всех!»
После развода Абдулов замкнулся в себе. Много пил. Играл в казино. Крутил романы, пытаясь найти «вторую Алферову»... 14 лет скитаний без Иры, которая все это время его, как оказывается, любила...
Когда Ирина узнала о болезни Саши, она не могла найти себе место. Не знала, что делать. Как ему помочь... «Он не щадил себя, отдавал очень много энергетики, больше, чем положено людям на этой земле», - говорит она.
На 9 дней Ирина пришла к Саше на могилу. Она не плакала, долго сидела молча, потом тихо сказала: «Прощай, любимый!».

Родился он 27 февраля 1932 года в Москве и начинал свою жизнь как «сын врага народа». Его отец, Яков Самойлович Урбанский, был видным партийным деятелями его в середине 1930-х направили в Узбекистан на долж­ность второго секретаря ЦК ВКП(б). Однако в 1937 году отца арестовали как «врага народа» и отправили в лагерь под Воркутой. Его жену, Полину Филипповну, с двумя сыновьями выслали в Алма-Ату. Там Евгений пошел в школу, в которой проучился до девятого класса. В 1946 году Якову Самойловичу сократили срок, и определили рабо­чим на шахту в Инте. После этого его семья в полном составе переехала к нему.

Жить приходилось в землянке, в ужасных условиях. Только после смерти Сталина в 1954 году Жениного отца освободили, но непосильная работа подорвала его здоро­вье, и вскоре Яков Самойлович скончался от рака.

После десятого класса, в 1950 году, Евгений отпра­вился в столицу и поступил в Московский дорожный институт, затем оттуда перевелся в горный вуз, где запи­сался в художественную самодеятельность. Еще в школе он увлекался акробатикой и показывал неплохие резуль­таты в этом виде спорта. Кроме того, Урбанский играл на гитаре, прекрасно читал стихи, особенно своего лю­бимого поэта В. Маяковского, и часто выступал с ними на торжественных мероприятиях и различных вечерах. Одноклассники, а затем и однокурсники часто просили его: «Давай, Женька!» И он «давал». Да так, что заслуши­вались даже преподаватели.

Активный участник художественной самодеятельности вскоре задумался об актерской карьере, которую ему про­чил руководитель институтского драмкружка. В конце кон­цов эти мысли привели Евгения в прославленную Школу-студию МХАТа. Конкурс туда был огромный – для парня из сибирского шахтерского городка дело почти безнадеж­ное. И все же несмотря на волнение несостоявшийся гор­няк прекрасно прочитал на экзаменах несколько стихо­творений В. Маяковского, в том числе любимое – «Во весь голос» – и просто покорил приемную комиссию. После это­го его приняли на курс народного артиста СССР В. О. То­поркова.

Кстати, многие находили разительное сходство между Урбанским и Маяковским – как внешнее, так и внутрен­нее. Сама Лиля Брик как-то сказала уже известному акте­ру: «Женя, вы очень напоминаете мне Володю».

Узнав в 1956 году, что на «Мосфильме» режиссер Юлий Райзман приступил к съемкам фильма «Коммунист», Ев­гений явился на киностудию и предложил себя на глав­ную роль. Но фотопробы понравились не всем. Однако режиссер, успевший к тому времени просмотреть многих актеров, решил рискнуть с никому не известным студен­том. Так Урбанский получил роль коммуниста Василия Губанова.

Особенно актеру удалась сцена гибели главного героя: на эшелон, в котором он везет продовольствие для строи­телей первой советской электростанции, нападает банда. Василий вступает с грабителями в рукопашную схватку. Не в силах справиться с ним, кулаки стреляют в него почти в упор, раз, другой, третий, а он идет и идет на них, и ужас охватывает бандитов...

Конечно, не все получалось у студента. Как вспоминал Вам актер позднее: «Съемки – это какая-то мука, знал бы, не пошел. Я буквально подыхал на съемочной площадке «от ужаса, что ничего не выходит. Моя неповоротливость, I неумелость угнетали меня почти физически. А Райзман был доволен. Я считал, что половину придется переснимать, а он был доволен и после просмотра материала ходил ра­достный».

Главная партнерша Урбанского, актриса Софья Павлова (она тоже дебютировала в этом фильме, сыграв его люби­мую девушку), была им очень недовольна. Из-за своей чрез­мерной стеснительности Евгений казался ей чуть ли не мальчиком, и его зажатость в любовных сценах порой вы­водила актрису из себя. Да и другие участники съемочного процесса также были не в восторге от молодого актера и настойчиво уговаривали Райзмана заменить его, пока не поздно. Но режиссер остался при своем мнении. И оказался прав. В этой роли Евгений пытался играть своего отца, коммуниста «до мозга костей», поэтому Василий Губа-шов в его исполнении получился очень ярким и правдивым.

После выхода в 1957 году «Коммуниста» на экраны Урбанский стал популярнейшим актером советского кино наряду с такими, известными тогда артистами, как Рыбников, Баталов, Стриженов, Тихонов. Но при этом оставался тем же Женькой – простым, веселым и добрым парнем-гитаристом, душой всех компаний и вечеринок, всеобщим любимцем.

Ю. В. Никулин вспоминал: «Женя Урбанский был не­заменимым человеком в компании. Как он пел – никто не мог. Я любил петь под гитару, старался, но никогда не мог, как он...»

На фестивалях в Венеции (1958 г.) и Киеве кинолента «Коммунист» получила главные призы. К Евгению Урбан­скому, кумиру миллионов зрителей, пришла мировая сла­ва. Люди узнавали его на улице, просили автограф. Впер­вые русскому артисту прислали приглашение в Голливуд, куда его советские чиновники, конечно, не пустили... Урбанский стал лауреатом Всесоюзного кинофестиваля в номинации «Первый приз за мужскую роль» (1959 г.), за­служенным артистом РСФСР (1962 г.).

Многие режиссеры предлагали ему работу в своих филь­мах. Однако Урбанский не торопился принимать их пред­ложения. Видимо, помня свои муки на съемках «Комму­ниста», он боялся пережить их вновь и решил сначала набраться опыта на театральной сцене. Ведь не каждый режиссер смог бы, как это делал Ю. Райзман, лепить из молодого актера звезду.
В год, когда фильм «Коммунист» вышел на широкий экран, Евгений окончил Школу-студию МХАТа и посту­пил в Театр им. Станиславского. Его первой ролью на этой сцене был Ричард в пьесе Б. Шоу «Ученик дьяво­ла». И так уж вышло, что в день премьеры «Коммуниста» Урбанский играл свой первый спектакль на театральной сцене.

Затем в фильме Григория Чухрая «Баллада о солдате» ему досталась эпизодическая роль безымянного инвалида, которого герой фильма Алеша Скворцов (актер В. Ива­шов) случайно встречает на вокзале (эпизод снимался в Ярославле). Всего на несколько минут Евгений предстает перед телезрителями, но настолько западает в душу этот молодой, полный внутренних сил солдат на костылях, ушедший с незаконченной войны не по доброй воле и не желающий возвращаться в мирную жизнь... Жесткие куд­ри, суровое лицо, стиснутые зубы, боль в глазах – таким запомнился актер миллионам зрителей.

Чуть раньше была снята картина Михаила Калатозова «Неотправленное письмо», в которой Урбанский сыграл таежного проводника Сергея. Однако настоящей удачей для него эта работа так и не стала. Как и фильм режиссера Василия Ордынского «Большая руда», в котором актеру досталась главная роль – Пронякина.

Между тем вскоре после съемок киноленты «Баллада о солдате» в судьбе Урбанского произошло важное собы­тие – он встретил женщину, которая стала его второй женой. Незадолго до этой встречи у него были романы с актрисами Театра им. Станиславского. Еще раньше первая жена, Ольга, педагог по образованию, родила ему дочь Алену. С появлением девочки новоиспеченный папа обезумел от счастья: чтобы расцеловать жену и ребенка, влез на третий этаж роддома по водосточной трубе. Он сам стирал пеленки, ежедневно ездил за десять километ­ров в одну из подмосковных деревень, чтобы купить свежего молока. Да и после вторичной женитьбы про­должал заботиться о первой семье. Помогал деньгами и... не позволял бывшей жене мыть окна в квартире из страха, что Ольга может выпасть из окна. К удивлению соседей, актер сам еженедельно драил стекла. А когда бывшая супруга вышла замуж во второй раз, первое, что спроси­ла подрастающая Алена у отчима, было: «А вы будете носить нас с мамой на руках, как папа?»

Вторую любовь своей жизни знаменитый актер встре­тил в 1959 году во время кинофестиваля в Москве. Неве­роятной красоты латышку звали Дзидра Ритенберг. Она приехала на этот праздник из Риги вместе с Вией Артма­не. В один из вечеров подруги сидели в компании артис­тов, как вдруг отворилась дверь и в комнату вошел шикар­но одетый мужчина. Чуть позже он, ужасно волнуясь, первым подошел к Дзидре и сказал: «А я вас знаю». – «И я вас тоже» – моментально нашлась рижская актриса.

Дзидра родилась в Латвии 20 августа 1928 года в селе Межилдзерское. В 1948 году она закончила студию при Латвийском Художественном театре им. Я. Райниса. По­том был драмтеатр в Лиепае, рижская Русская драма, московский Театр им. Станиславского, 80 актерских ро­лей в кино («Причины и следствия» – 1956 г., «Маль­ва» – 1956 г., «Эхо» – 1959 г., «Гроза над полями» – 1959 г., «Твое счастье» – 1961 г., «Под одной крышей» – 1963 г., «Игра без правил» – 1965 г. и другие). Самой знаменитой ролью Ритенберг стала несравненная герои­ня экранизации горьковского рассказа «Мальва», при­несшая ей в 1957 году приз Венецианского фестиваля за лучшую женскую роль – Кубок Вольпи. Соперницами Дзидры в борьбе за этот почетный трофей были такие звезды западного кино, как Марина Влади, Мария Шелл, Ясудзу Ямада.

До встречи с Урбанским у знаменитой рижанки был мало кому известный четырехлетний роман с женатым геро­ем-любовником Вячеславом Тихоновым – кумиром мно­гих женщин.

Через три недели после знакомства с Евгением Ритенберг легла в больницу – ей должны были сделать опера­цию на сердце. И Урбанский ежедневно навещал ее. А как только Дзидру выписали, он немедленно повел ее в загс – возможно, боялся, что, если не сделает этого, очарователь­ная женщина уедет к себе в Ригу и их роман завершится.

Свадьбу молодые сыграли в московском «Национале», медовый месяц провели в Ленинграде. По словам Д. Ри­тенберг, Женя был добрым человеком и хорошим мужем, называл ее ласковым именем Джуника. Она переехала в Москву и тоже стала работать в Театре им. Станислав­ского.

Сначала молодожёны жили в шестиметровой комнате театрального общежития, и лишь позже благодаря хло­потам М. М. Яншина им удалось получить отдельную 16-метровую квартиру возле метро «Сокол» на Балтий­ской улице.

В жизни Урбанский был не только нежным и заботли­вым супругом, но и всегда хлебосольным и открытым – как говорится, рубахой-парнем. Дзидра Ритенберг вспо­минала: «У нас в гостях часто собиралась труппа цыган­ского театра "Ромэн". Мы очень дружили с семьей кино­режиссера Григория Чухрая, у которого Женя снимался в картинах "Баллада о солдате" и "Чистое небо", с поэтом Робертом Рождественским и его семьей, с партнером по сцене Евгением Леоновым. Закадычным другом мужа был Юрий Никулин. Часто к нам в гости приезжал из Ленин­града Иннокентий Смоктуновский, которого Женя просто обожал. Он мечтал о сыне и хотел назвать его Иннокенти­ем в честь любимого друга и артиста. Помню, как после премьеры "Девяти дней одного года" Евгений произнес пророческую фразу о Смоктуновском: "Наступает время его героя: интеллигентного, утонченного, умного и иро­ничного, кончается время моих "мастодонтов" – прямо­линейных, бескомпромиссных. Надо уметь уступать доро­гу с улыбкой!"»

В новом фильме Чухрая «Чистое небо» Урбанскому до­сталась главная роль – Героя Советского Союза, летчика Алексея Астахова. По своей драматургии эта работа была одной из самых сложных в творческой биографии знаме­нитого актера. По сюжету картины его герою пришлось пережить самые разные жизненные коллизии: успех на службе, пламенную любовь, немецкий плен, изгнание из партии, неверие в людей и, наконец, медленное обретение веры в себя и в любимую женщину. Эта кинолента собра­ла целый урожай призов на фестивалях в Москве, Мехико и Сан-Франциско. С ней, так же как раньше с фильмом «Коммунист», Урбанский объездил полмира и везде встре­чал горячий прием.

Его театральная судьба тоже складывалась удачно. За восемь лет своего пребывания на сцене Театра им. Ста­ниславского актер сыграл 14 ролей: Мышлаевского в «Днях Турбиных» М. Булгакова, Пичема в «Трехгрошовой опе­ре» Б. Брехта, Джона Проктора в «Сейлемских ведьмах» А. Миллера, чекиста Лациса в «Шестом июля» М. Шатро­ва и другие. Во многих спектаклях заслуженный артист РСФСР Евгений Урбанский и заслуженная артистка Лат­вийской ССР Дзидра Ритенберг играли вместе, и играли блестяще!

В 1965 году режиссер А. Салтыков, приступая к своей очередной киноленте, предложил Евгению главную роль – директора автомобильного завода Зворыкина, прообразом которого стал основатель ЗИЛа Иван Лихачев. Фильм «Ди­ректор» рассказывал о первопроходцах советского автомо­билестроения. Съемки знаменитого каракумского пробега советских и зарубежных автомобилей происходили в Сред­ней Азии, где и случилось непоправимое.

Натурные работы в Москве закончились в конце ок­тября 1965 года, и в начале ноября все участники группы вылетели в Узбекистан, в Бухару. Стоит отметить, что все рискованные трюки в этой кинокартине Урбанский исполнял сам, хотя у него и был постоянный дублер – спортсмен Юрий Каменцев. Дело в том, что Дзидра ждала ребенка, и счастливый муж торопился заработать деньги на кооперативную квартиру. Например, прыжок на ма­шине с трамплина стоил 280 рублей, что составляло тог­да больше половины месячной зарплаты киноактера высшей категории.
Вот что рассказывал позже спортсмен Ю. Марков, ко­торый в тот роковой момент находился в одной машине с Урбанским: «На съемочную площадку, в 40 км от Бухары, мы выехали рано утром 5 ноября 1965 года. В тот день сни­мали проезд автоколонны по пескам. Согласно сценарию машина директора завода Зворыкина должна была про­мчаться прямо через барханы, обогнать колонну и возгла­вить ее. Наиболее сложный кадр в этой сцене – прыжок машины с одного из барханов. Опасного в этом ничего не было, но мы все же предложили, чтобы снимался дублер. Женя подошел к кинокамере, посмотрел в глазок и ска­зал, что получится отличный крупный план и он его ни за что не уступит. Первый дубль прошел нормально. Но вто­рой режиссер, который вел в этот день съемку, предложил сделать еще один дубль...

Машина легко рванулась с места, промчалась по насти­лу, на миг повисла в воздухе и вдруг накренилась и стук­нулась бампером о песок. В следующее мгновение меня оглушила тупая боль... Чьи-то руки тащили меня по песку. Когда я открыл глаза, увидел перевернутый "газик", а под ним – Женю...

Автомобиль никак не мог перевернуться. Мы потом проверяли: такой исход был вероятен в одном из тысячи случаев. Надо было, чтобы определенным образом совпа­ли скорость движения, сила ветра, угол наклона горки, угол поворота, вес машины – и все это вдруг совпало. И машина перевернулась».

Говорят, перед этим собралось множество зрителей, его поклонников, многие с цветами. А он встал на трамплин и громко крикнул: «Хороший был парень Женя Урбанский!»

В результате аварии актер получил множественные пе­реломы и другие травмы. Ему оказали первую помощь и срочно повезли в Бухару, но спасти не смогли. Он прожил еще 45 минут. Последними словами 33-летнего Евгения были: «Боже мой, как больно!»

Рисковая натура Урбанского проявлялась во многих жиз­ненных ситуациях: от невинных шалостей (уже будучи из­вестным на всю страну, он мог стащить горсть конфет с магазинного прилавка) до героических поступков. Его близ­кие утверждали, что знаменитый актер не боялся никого и ничего. Не раз он отбивался от хулиганов на улицах, а однажды зимой, услышав из окна отчаянный женский крик, бросился босиком во двор – спасать несчастную от на­павших на нее молодых людей.

Вспыхнув яркой звездой, Евгений так и остался в памя­ти современников молодым и красивым мужчиной, при­нявшим достойную его экранных героев смерть. Похоро­нили артиста в Москве на Новодевичьем кладбище.

Евгений Евтушенко посвятил памяти замечательного актера «Балладу о совершенстве».

В 1968 году на экраны СССР вышел документальный фильм режиссера Е. Сташевской-Народицкой «Евгений Урбанский».

Беременной жене знаменитого актера, Дзидре, не осме­лились сразу сообщить скорбную весть. Она родила через три месяца после гибели мужа, в феврале 1966 года, и только тогда узнала, что у дочки нет отца. Девочку мама назвала в его честь – Евгенией. (Дочь стала певицей знаменитого латышского хорового коллектива, родила двух сыновей – Густава и Карла.)

Трагическая смерть мужа, похоже, сломала Д. Ритен­берг. Она вынуждена была уехать из Москвы в Ригу. И все же в 1973 года Дзидра закончила режиссерское отделение Латвийской консерватории им. Я. Витола и впоследствии поставила шесть фильмов.

После смерти Е. Урбанского приказом председателя Гос­кино съемки «Директора» были сразу же запрещены, а груп­па распущена. Режиссера А. Салтыкова отлучили от режис­суры на полтора года. Только в 1967 году он вновь вернулся на съемочную площадку для работы над фильмом «Бабье царство», а спустя три года после трагедии А. Салтыков добился разрешения вновь ставить киноленту «Директор». На главную роль взяли Николая Губенко. Картина вышла на экраны СССР и была неплохо принята публикой и кри­тикой.

О дальнейшей судьбе Дзидры Ритенберг читателям рас­сказал позже латвийский журналист Борис Минц: «...На цве­точном базарчике, покупая цветы для знаменитой актрисы, я не удержался и похвастался, что иду в гости к самой Дзид­ре Ритенберг. Надо было видеть, как оживились при этом продавщицы цветов! "Наша Дзидрочка! – говорили они. – Передайте ей, что мы все ее очень любим..."

Конечно, я очень волновался. Ведь ей было далеко за 70, и она была после тяжелой болезни. Но мои опасения оказались совершенно напрасными. Были чудесные пол­тора часа общения с удивительно красивой и умной жен­щиной и... с Женькой Урбанским. Да, да, именно с ним. Потому что в комнате, где мы беседовали с Дзидрой Артуровной, висела огромная фотография Урбанского. Он как бы незримо присутствовал здесь. А еще на комо­де стоял Кубок Вольпи Венецианского кинофестиваля, и мне даже было позволено подержать его в руках. И все, что рассказывала хозяйка дома, было безумно интересно, потому что звучали в ее рассказе имена многих "шести­десятников" – друзей четы Урбанских. Выяснилось, что Дзидра Артуровна ведет очень скромный образ жизни, терпеть не может "звездной" тусовки, избегает всяческих интервью.

Я ей в свою очередь рассказал, как в начале 1970-х го­дов в Риге проходил очередной фестиваль любительских фильмов. Там я увидел такой короткометражный фильм: где-то на рижской улице стоят и разговаривают две жен­щины. Одна из них держит за руку девочку лет шести -семи. Девочка поразительно похожа на кого-то очень зна­комого. Она рисует на запотевшем стекле телефонной будки: взявшись за руки, стоят два человека – мужчина и женщина. Но вот сверху вниз по стеклу сползает капля (как слеза!) и разделяет их. На этом фильм закончился, и мне было не совсем понятно, в чем суть его. Но вот в зале кто-то произнес слово "Урбанский", и меня как молнией осенило: так вот на кого эта девочка похожа! Да это же дочь Евгения Яковлевича! И сразу же стала понятна идея автора этого коротенького любительского фильма: дочка знаменитого актера нарисовала на стекле двух взявшихся за руки человечков – маму и папу, а капля-судьба разде­лила их...»

В последние годы жизни Дзидра Артуровна редко вы­ходила на люди (давало знать о себе больное сердце), про­водя дни в основном в окружении своих трех замечатель­ных собак. Но когда она где-то появлялась, мужчины завороженно смотрели на нее.

«Если сегодня худо, я говорю себе, что завтра будет луч­ше, так обычно и происходит, – сказала она в последнем интервью рижским "Известиям", – признавшись в самом большом желании: – Ах, я хотела бы только одну неделю пожить здоровой, как в молодости».

В марте 2003 года, не дожив нескольких месяцев до сво­его 75-летия, одна из самых красивых актрис советского кино Дзидра Артуровна Ритенберг умерла. До последнего дня в ее комнате висела огромная фотография Евгения Урбанского – молодого, веселого и красивого. Смерть раз­лучила их в 1965 году, но еще 38 лет он как бы незримо присутствовал рядом с любимой женой.

Надежда Крупская не была красавицей. Грузная фигура, тяжелые черты лица, выпуклые рыбьи глаза. Партийная кличка молодой Крупской - «Минога» - неслучайна. Вдобавок Надежда Константиновна страдала патологической застенчивостью. Мать Надежды Константиновны безумно переживала, что дочь и после 25 лет так и не сумела выйти замуж. Крупская невесело отшучивалась: мол, еще успеет, главное для нее - революционная борьба...

Взаимоотношения Крупской и Ленина развивались неспешно. В 1898 году, когда Надежда получила три года ссылки, она, не колеблясь, написала прошение, чтобы ее выслали в село Шушенское, поближе к Ленину. Мотивируя просьбу, она назвалась невестой ссыльного Ульянова. В Шушенское Минога привезла свою мать и... зеленую керосиновую лампу, свадебный подарок будущему мужу. На лампу она потратила последние деньги. Жених с большим энтузиазмом оценил светильник, чем тещу. Пожениться они сумели лишь через несколько месяцев, так как власти долго не давали на этот брак разрешения. К моменту брака Надежде исполнилось 29 лет.

Родня мужа приняла новоявленную невестку в штыки. Не о такой жене для любимого сына мечтала деспотичная Мария Александровна. Надя в ее представлении была скучной старой девой. Старшая сестра Владимира Анна в своих язвительных письмах особо подчеркивала «выразительность селедочных глаз» невестки. Все это огорчало и обижало молодую жену. Но постепенно ее преданность и любовь к мужу сгладили шероховатости в отношениях с родными.

Треугольный камень

Осенью 1913 года в Кракове на виду у всех возник банальный любовный треугольник. Удивительно, но этим трем людям, несмотря на бешеный накал чувств, удалось сохранить нормальные человеческие отношения. Ленин и Арманд всячески щадили чувства Крупской. Надежда Константиновна достойно переживала измену мужа. Вопрос о разводе возник неожиданно. По одной из версий, этот выход предложила Крупская, не желая жить с мужчиной, который терпел ее только из жалости...

В конце концов счастливые любовники пришли к выводу, что Инесса должна окончательно переехать в Краков и перевезти туда своих детей. Оставленная жена только приветствовала эту мысль, больная, она старательно помогала разлучнице выбирать удобную квартиру. И вдруг... Арманд спешно покинула Краков. По версии Надежды Константиновны, тихая жизнь в польской провинции не подходила для энергичной революционерки. Однако истинная причина бегства Арманд скрывалась в другом: произошел разрыв с Лениным.

Под женским каблуком

Инициатором выступил Владимир Ильич. Сама Инесса никогда и ни за что не отказалась бы от своей любви. По одной из версий, на его решение повлияла болезнь Крупской. Но Инесса также страдала от прогрессирующего туберкулеза, хотя тщательно скрывала недуг.

Любовь к Арманд оказалось настолько всепоглощающей, что начала наносить урон единственному, что имело настоящее значение в жизни Ленина, - работе. Товарищи по Кракову все чаще говорили, что Ленин оказался под женским каблуком. Когда Ленин это слышал, то сходил с ума от ярости. Вдобавок он не мог не понимать, насколько двусмысленной и пошлой выглядит сложившаяся ситуация.

Ленин решил одним ударом разрубить гордиев узел. Он выбрал работу и жену. После отъезда Арманд некоторые злопыхатели в Кракове поговаривали, что Инесса Федоровна так спешно покинула любимого человека, пытаясь... скрыть беременность. Дескать, потом она родила ребенка от Ленина. В этот факт верится с трудом. Если бы Арманд действительно находилась в деликатном положении, никакая бы сила не заставила Ильича отказаться от обожаемой женщины и единственного наследника. Да и Арманд вряд ли бы так покорно смирилась с разрывом.

Тогда я тебя очень любила...

Расставание Ленин переживал крайне мучительно. Инесса мужественно приняла решение любимого человека и попыталась смириться с разрывом. Она писала ему:

«...Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью - и это никому бы не могло причинить боль. Зачем меня было этого лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты провел расставание. Нет, я думаю, ты это сделал не ради себя...»

До самого последнего вздоха Инесса надеялась, что Ленин к ней вернется. Арманд умерла осенью 1920 года. Ленин присутствовал на ее похоронах. Очевидцы вспоминали, что на него было просто страшно смотреть, он буквально падал в обморок от горя... На венке из белых цветов на черной ленте было написано: «Тов. Инессе от В.И. Ленина».

Родился он 9 мая 1924 года в Москве в семье партийных работников. Его отец был грузином, а мать – армянкой.

Булат рос «фанатичным красным мальчиком», с десяти лет сочинял революционные стихи. В 1934-м семья пере­ехала в Нижний Тагил. Там отца избрали первым секрета­рем городского комитета партии, а мать – секретарем рай­кома. Через три года отца расстреляли как врага народа, а мать сослали в карагандинский лагерь. В заключении она пробыла десять лет, а потом по 1955 год находилась в ссыл­ке. Из Нижнего Тагила Окуджава с братом возвратился в Москву, где воспитывался у бабушки. В 1940 году он пе­реехал к родственникам в Тбилиси.

В школьные годы Булат подрабатывал в театре статис­том и рабочим сцены, был слесарем, в начале Великой Отечественной войны – токарем на оборонном заводе. В 1942 году после окончания девятого класса средней шко­лы он добровольцем ушел на фронт.

Булат Окуджава писал о себе: «Я закончил девятый класс когда началась война. Как и многие сверстники, отчаянно рвался на фронт. Вместе с другом мы каждый день ходили в военкомат. Нам вручали повестки и говорили: "Разнесе­те их по домам, а завтра мы вас отправим". Длилось так полгода... Наконец, сломленный нашим упорством, капи­тан не выдержал и сказал: "Пишите свои повестки сами, у меня рука не поднимается это сделать". Мы заполнили бланки и отнесли их домой: он – ко мне, я – к нему».

После двух месяцев обучения в запасном минометном дивизионе Окуджава был отправлен на Северо-Кавказский фронт. Он воевал минометчиком, потом, после ранения в бедро под г. Моздоком, стал радистом, был награжден меда­лью «За оборону Кавказа». Осенью 1944-го Булата комиссо­вали из-за тяжелого второго ранения. День Победы и свой день рождения – 9 мая 1945 года – Окуджава отметил в Тби­лиси, у своей тетки, где жил после возвращения с фронта.

Окончив экстерном среднюю школу, Булат поступил на филологический факультет Тбилисского университета, который закончил в 1950 году.

Поэт вспоминал: «Первая песня "Нам в холодных теп­лушках не спалось..." появилась в 1943 году. Первая став­шая известной песня "Неистов и упрям..." была написана в 1946-м. Я учился тогда на втором курсе, уже что-то пи­сал, и у меня появилось стихотворение. Тут же придума­лась и мелодия. Аккомпанировал я себе на фортепьяно одним пальцем. Получилась песня, которую студенты пели с удовольствием.

Гитара появилась через десять лет. Меня тогда научили трем аккордам (нотную грамоту я так и не освоил), и заро­дились мелодии. К какому-то стихотворению я придумал музыку, потом еще к одному, потом еще и еще. С помо­щью магнитофонных записей песни распространились по стране, и меня стали приглашать выступить со сцены».

После окончания университета с 1950 года Окуджава по распределению работал учителем русского языка и ли­тературы в деревне Шамордино и районном центре Высокиничи Калужской области, затем – в одной из средних школ Калуги. Там же, в Калуге, Булат работал корреспон­дентом и литсотрудником областных газет «Знамя» и «Мо­лодой ленинец», его стихи регулярно появлялись в печати. В этом же городе в 1956 году был издан и первый сборник стихов молодого поэта «Лирика». В 1959-м в Москве вы­шел второй поэтический сборник Окуджавы – «Острова». В последующие годы стихи Булата Шалвовича печатались во многих периодических изданиях и сборниках, книги его стихов издавались в Москве и других городах.

В 1955 году были реабилитированы родители Окуджавы, через год он возвратился в Москву, где стал участником ли­тературного объединения «Магистраль», работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», затем – заведующим от­делом поэзии в «Литературной газете». В 1962 году его при­няли в Союз писателей СССР. Годом раньше Окуджава ушел из газеты и целиком посвятил себя свободному творческому труду.

В 1961 году Всесоюзная студия грамзаписи сделала пер­вую запись популярных песен Окуджавы. Их непривыч­ность, необычность (жанр авторской песни только зарож­дался) вызвали такую острую дискуссию, в адрес поэта прозвучали такие уничижительные оценки, что пластинку студия тогда выпустить так и не решилась. Диски песен Окуджавы стали выходить только с 1970-х годов.

Что касается семейной жизни, то у Булата Шалвовича родились двое сыновей. Старший, Игорь (от первого брака), к сожалению, погиб в 1997 году. Младший, Булат (Антон), – музыкант и композитор. Известную в свое время песню – «Ты в чем виновата?» – поэт написал после расставания со своей первой женой. Ровно через год после развода 39-лет­няя Ольга умерла от сердечного приступа. Для Окуджавы это был один из самых тяжелых ударов в жизни.

Второй его супругой стала одна из московских краса­виц, физик по образованию, Ольга Владимировна Арцимович. Она появилась в жизни барда и поэта, когда ему было 38 лет.

И так, шел 1946 год. В один из октябрьских дней Борис Пастернак пришел по своим делам в редакцию журнала «Новый мир», где Ольга Ивинская в ту пору работала в отделе поэзии. Увидев его, она не сразу поверила в то, о чем ей давно грезилось. Тот, кто был для нее божеством, вдруг спустился на землю. «В те сороковые его желтоватые конские зубы, широко раздвинутые посередине, дополня­ли великолепным своеобразием его удивительное лицо», – вспоминала впоследствии Ольга Ивинская. Они разгово­рились. Вернее, говорил больше Борис Леонидович, пове­дав ей о творческих планах и с царственным великодуши­ем пообещав подарить свои книги. Но главным для Ольги было то, как поэт смотрел на нее: «Это был требователь­ный, такой оценивающий, такой мужской взгляд, что оши­биться было невозможно: пришел человек, действительно необходимый мне, тот самый человек, который, собствен­но, уже был со мною. И это потрясающее чудо».

На другой день Ольга Ивинская увидела на своем рабо­чем столе аккуратный пакет – это были пять пастернаковских книжек!

А затем начались почти ежедневные свидания, то дол­гие, заполненные разговорами, то короткие, всего в не­сколько слов. Они гуляли по Москве, он провожал ее до Потаповского переулка, где она жила, оба чувствовали себя безмерно счастливыми.

Здесь надо сказать, что до знакомства с Пастернаком Ольга Ивинская отнюдь не была лишена внимания муж­чин и романтических увлечений. Она дважды выходила замуж. От первого брака у нее родилась дочь Ирина, от второго – сын Дмитрий. Словом, Ольгу никак нельзя было считать пуританкой. Да Пастернаку и не нравились цело­мудренные женщины. Ему требовалось жалеть и опекать объект своей страсти; он хотел иметь дело непременно с оскорбленной, измученной женственностью.

Уже с первых встреч Пастернак был пленен бесша­башностью Ольги, ее доверием к жизни. Она всегда жила смело, отчаянно, принимая подарки и удары судьбы, не сторонясь и не прячась. Открытая и людям, и судьбе, по-женски чуткая, доверчивая, не сумевшая укрыться от вихрей кровавого времени, несущих ее по своей страш­ной воле, – такой увидел Ольгу Пастернак и это в ней полюбил.

Внешне Ольга выглядела очень привлекательно – лад­ная, гармонично сложенная, с золотыми волосами, очаро­вательной улыбкой и музыкальным голосом. Но, что всего важнее, она обожала стихи Пастернака, знала их наизусть и еще девочкой посещала вечера поэзии с участием своего кумира.

И все же дело было не только в поэзии. Пастернак при­влекал ее и как мужчина. И хотя Ольге казалось, что нос у него коротковат для столь длинного лица, ей нравились и его крепкая шея, и его медные губы, и волосы цвета воро­нова крыла, тогда еще не поседевшие.

Роман развивался стремительно. Во время одного из свиданий у памятника Пушкину Пастернак произнес: «Я хочу, чтобы вы мне говорили "ты", потому что "вы" – уже ложь». В тот же вечер по телефону прозвучало пастернаковское признание: «Я ведь не сказал второй вещи. А ты не поинтересовалась, что я хотел сказать. Так вот первое – это было то, что мы должны быть на "ты", а второе – я люблю тебя, и сейчас в этом вся моя жизнь».

Но в литературном мире не все и не сразу приняли Ивинскую. Одни утверждали, что она неприятна и бесцеремон­на, другие восхищались ею, но сторонники и оппоненты сходились в одном – Ольга была необычайно мягкой и женственной. Друзьям же Пастернак восторженно гово­рил, что встретил свой идеал.

Между тем, Пастернак не был свободным человеком: уже 10 лет он был женат вторым браком на Зинаиде Николаев­не, которую со скандалом увел у своего друга, знаменитого музыканта Генриха Нейгауза. И за эти годы никто из супру­гов не пожалел о своем выборе, поскольку вместе им было хорошо и спокойно. Зинаида Николаевна изначально знала цену своему мужу и сделала все для того, чтобы он ни в чем не испытывал затруднений – ни в том, что относится к твор­честву, ни в том, что касается бытовых удобств. Словом, она была не только любящей и заботливой женой, но и вопло­щением ответственности и самоотверженности.

Пастернак всегда ценил эти качества в своей жене. Но именно в этот период страсть взяла верх, ибо перед женст­венностью Ольги поэту трудно было устоять.
Впрочем, Борис Леонидович вскоре ясно осознал, во что вовлекает Ольгу, будучи связанным семьей. Возмож­но, поэтому 3 апреля 1947 года он предпринял попытку разорвать с ней отношения. Позднее она напишет: «Рас­ставание было печальным: Б. П. говорил, что не имеет права на любовь, все хорошее теперь не для него, он человек долга, и я не должна отвлекать его от проторенной колеи жизни и работы, но заботиться обо мне он будет всю жизнь».

Однако уже на следующий день после «расставания» в шесть часов утра в квартире Ивинской раздался звонок. За дверью стоял Борис Пастернак. Они молча обнялись. По­добно тому, как у молодоженов бывает первая ночь, у них был первый день... Именно тогда на своем стихотворном сборнике Борис написал: «Жизнь моя. Ангел мой, я креп­ко люблю тебя. 4 апр. 1947 г.».

Теперь их свидания стали постоянными. Ольга встре­чала своего любимого в синем шелковом халате, который позже был увековечен в стихах доктора Живаго: «Когда ты падаешь в объятье в халате с шелковою кистью...» Еще более искренними видятся строки из самого романа: «О, ка­кая это была любовь, небывалая, ни на что не похожая!

Ему было 43, ей – 29, и она была замужем. Он – маленький и лысоватый, она высокая (на голову выше) и красивая, и выглядела намного младше своих лет. Когда они начали появляться вместе на публике, знакомые встречали их фразой: «Ролан Антонович, какая у вас симпатичная дочка!». Это выводило Быкова из себя. Через год, когда они ужинали в ресторане «Лидо» в Таллине в компании друзей, Ролан неожиданно встал из-за стола, опустился перед Санаевой на колени и сказал: «Лена, я вас люблю. Вы будете моей женой?» У каждого за плечами был неудачный брак, от которого остались дети. У него – приемный сын Олег, у нее – Павел…
Несколько лет семья жила у матери Быкова, которую он обожал. А Ольга Матвеевна, в свою очередь, любила сына и недолюбливала невестку, впрочем, внешне старалась сохранять нейтралитет. Родители Елены также не испытывали симпатии к Ролану. Они считали, что их дочь зря тратит свою жизнь на неудачливого режиссера, особенно после того, как однажды им позвонила актриса Лидия Князева, первая жена Быкова: «У меня на антресолях лежит мешок писем от его женщин. Ролан сломает жизнь вашей дочери, вот увидите...» Впрочем, и сам Ролан Антонович предупреждал Санаеву: «Я — хозяйство непростое и беспокойное»… Был в их совместной жизни и черный период длиной в семь лет, когда Быков не выходил из запоя. Однажды Елена нашла его на ипподроме, выпивающего за столом в компании незнакомых людей. Она увела его с собой, посадила в такси. Ролан уткнулся ей в плечо и сказал: «Мать, я все понял. Ты — Родина! А Родину не бросают...». И за спиртное больше не брался.

В быту Быков был абсолютно беспомощным. В своих интервью Елена Всеволодовна вспоминает: «Если я выходила в магазин, он меня всегда встречал со словами: «Где ты так долго ходишь?» Объясняла ему, как маленькому: «Ролочка, я же не летаю. Старалась побыстрее, вот, принесла продукты…» – «Все равно, мне было очень плохо без тебя».
Как настоящая боевая подруга, Санаева моталась с мужем на съемки по разным городам, заботилась о его здоровье. Быков снял Елену в нескольких своих картинах, но специально под супругу, как делали многие, роли не писал. Ради мужа Елене Всеволодовне даже пришлось расстаться с сыном – несколько лет Павел жил у бабушки с дедушкой. По официальной версии, Ролан много курил, а у ребенка была астма. От разлуки с сыном Елене было не по себе, однажды она даже выкрала его. Когда ее мать вышла в магазин, она его одела и увела с собой. Но ребенок сильно заболел, ему требовались специальные лекарства, а ей надо было уезжать с Роланом на съемки. Быков был очень чутким человеком, он видел, как мучается Лена, и однажды сказал: «Пора забирать Пашу!». Поначалу отношения Павла с Роланом Антоновичем не складывались. Паша ревновал мать к отчиму, боролся за ее внимание. Однажды он завел огромный будильник, гремевший, как сирена, и поднес к уху спящего Быкова, за что схлопотал, но маме жаловаться не побежал. Санаева вспоминает: «Ролан его воспитывал и говорил: “Паша, я буду сражаться с тобой за тебя”». Позже Павел Санаев посвятил отчиму книгу «Похороните меня за плинтусом», которая стала бестселлером.

В самый разгар творческой карьеры Ролан Быков попал в больницу, где врачи констатировали последнюю стадию онкологического заболевания. Незадолго до своего ухода он сказал жене: «Тебя Бог выдумал и послал мне». А потом еще: «Боже мой, неужели мы женаты с тобой 25 лет? Я наговориться с тобой не успел!»

Андрей Ростоцкий родился в Москве в 1957 году в твор­ческой семье. Его отец, Станислав Ростоцкий, – прослав­ленный кинорежиссер, снявший такие знаменитые фильмы, как «Дело было в Пенькове», «Доживем до понедельника», «А зори здесь тихие». А мать, Нина Меньшикова, – изве­стная киноактриса. Врачи не советовали ей рожать из-за когда-то перенесенного туберкулеза. Но все же в семье Ростоцких появился сын Андрей. Сразу же после рожде­ния все заботы о нем взяла на себя бабушка, потому что родителей ждала съемочная площадка. Несмотря на свой маленький рост, Андрей был очень задиристым, за что получил от своих ровесников прозвище Бешеный. Он при­держивался одного принципа – если не хочешь, что­бы над тобой смеялись, сделай так, чтобы тебя боялись. Мальчишкой Андрей мечтал стать путешественником, по­этому его любимым занятием в школьные годы были пионерские походы, а точными науками он никогда не интересовался. В старших классах учителя просто махну­ли на трудного подростка рукой, считая, что ничего пут­ного из него не получится. Но в те годы Андрей всерьез увлекся кино.

В 10-м классе подросток стал вольнослушателем ВГИКа. Станислав Ростоцкий вспоминал: «Андрей во ВГИК по­ступал по секрету от нас. Мне позвонил Сережа Бондарчук и сказал: "У меня сегодня был твой". Я ему: "Гони его в шею!"- А он мне говорит: "А ты знаешь, он мне очень по­нравился"». Уже на первом курсе Андрей Ростоцкий очень много снимался. Его дебют в фильме Ильи Фрэза «Это мы не проходили» оказался настолько удачным, что до конца 1975 года молодой актер снялся еще в трех фильмах: «Они сражались за Родину», «На край света», «В ожидании чуда». Из-за своей колоссальной загруженности на съемках Рос­тоцкий практически не посещал лекции в институте. И спас­ло его только то, что на ВГИКовском фестивале за роль Мити Красикова в фильме «Это мы не проходили» он по­лучил приз. Эта награда смягчила сердца строгих препода­вателей.

Настоящая слава пришла к Ростоцкому в 1976 году, когда в широкий прокат вышел фильм Владимира Басова «Дни Турбиных». Великолепно сыграв роль Николки Тур­бина, начинающий актер обратил на себя внимание мно­гих известных режиссеров. В 1977–1979 годах он снялся в нескольких фильмах подряд: «Так начинается легенда», «За­пасной аэродром», «Особых примет нет», «Это было в моем сердце», «Конец императора Тайги». В последней картине Ростоцкий был занят, когда служил в кавалерийском пол­ку, подчинявшемся одновременно Министерству обороны и Госкино. Его партнером по фильму стал конь Рекорд, на котором молодой актер выиграл полковые соревнования, посвященные Дню Победы.

Во время службы в армии Андрей Ростоцкий снялся в исторической костюмированной ленте «Эскадрон гусар лету­чих» (1981). Этот фильм, режиссером которого под псевдо­нимом Степан Степанов был отец актера Станислав Ростоц­кий, принес молодому актеру статус звезды и секс-символа советского кино. Первоначально на главную роль должны были утвердить Константина Райкина. И на одной из пресс-конференций Ростоцкий-младший, отстаивая свое право на Исполнение этой роли, сказал: «Да, конечно, Денис Давыдов был не чистокровным русским, но в его жилах текла татар­екая кровь. Кроме того, он, конечно, был некрасив. Но це до такой же степени!» Актер, вспоминая о работе в этой картине, говорил, что на съемочную площадку вышел не по договору, а по приказу: «Это была самая долгая и, между прочим, самая альтруистическая работа в моей жизни. Я был приписан к съемкам в фильме в качестве рядового кавалерий­ского полка. Вместо гонорара получал 11 рублей в месяц так что советскому кинематографу эта роль очень дешево обошлась...»

Работа над фильмом подарила актеру встречу с его буду­щей женой – Мариной Яковлевой. Она играла молодень­кую провинциальную барышню, танцующую вальс на балу с гусарами. На съемочную площадку «Эскадрона...» девушка попала неслучайно. Она пришла туда ради Андрея.

Марина Яковлева родилась в 1959 году в Сибири, в не­большом городке Зима Иркутской области. С первого клас­са она была круглой отличницей. До седьмого класса дев­чонка даже не мечтала стать актрисой. Но, увлекшись кино, Марина начала собирать открытки с изображением артис­тов. Ее кумирами были Надежда Румянцева, Нона Мор­дюкова, Инна Чурикова. С огромным удовольствием она смотрела военные фильмы. Окончив школу, девушка от­правилась покорять Москву.

Яковлева не побоялась подать заявление в ГИТИС, не­смотря на свое ужасное произношение. Она разговаривала так, как привыкла дома: вместо звука «ш» звучало «ф». Например, вместо «ешь» – «ефь», вместо «мышь» – «мыфь». При этом Марина говорила скороговоркой. И все же де­вушка произвела на строгих экзаменаторов хорошее впе­чатление. Они посчитали, что ее удивительный выговор придает ей шарм и подчеркивает яркую индивидуальность. Еще студенткой Марина начала сниматься в кино. Дебю­том ее стала картина Юрия Егорова «Ветер странствий», где она сыграла Марфутку. А затем последовала работа в мелодраме Александра Гордона «Сцены из семейной жиз­ни». Как раз после окончания съемок в этой картине мо­лодая актриса стояла на проходной киностудии им. Горь­кого и разговаривала с ассистенткой режиссера, своей подругой, которая привезла ей сценарий фильма «Однаж­ды 20 лет спустя». Мимо них пробежал молодой человек невысокого роста с перевязанной головой в армейской военной куртке. Едва посмотрев на него, Марина поняла, что пропала: «Я взглянула на него, и сердце екнуло. По­явилось предчувствие, что этот мужчина войдет в мою жизнь». Приятельница объяснила Марине, что это моло­дой актер Андрей Ростоцкий. А голова у него перевязана потому, что его накануне на съемках ударила копытом ло­шадь, к которой он неосторожно подошел сзади. Эта встре­ча так бы и осталась случайной, если бы спустя несколько дней та самая ассистентка не позвонила Яковлевой и не пригласила ее на съемки: «Завтра последний съемочный день в картине "Эскадрон гусар летучих". Нужны танцующие актеры. Выручай». Голос в трубке буквально умолял. И Яков­лева, немного поколебавшись, согласилась, вспомнив, что понравившийся ей молодой человек играет в этом фильме Дениса Давыдова. Кроме того, Марина очень любила танце­вать. В институте по танцу у нее всегда была «пятерка».

Встретились они в Центральном доме литераторов на обсуждении его новой повести. По окончании встречи Виктория вместе с друзьями отправилась в кафе. Она вспоминает:

"Заказали столик, и вдруг туда же заходит Шукшин. С Беллой Ахмадулиной. У них тогда заканчивался роман, и это был их прощальный вечер. С ними были еще Андрей Тарковский с женой. Случайно или нет, но мы оказались с Шукшиным за столиками лицом к лицу. И весь вечер смотрели друг другу в глаза. Хотя мне, в общем-то, несвойственна такая смелость.

Потом он меня нашел. Я тогда только развелась с мужем, детей не имела... Жили мы вместе, но Вася часто был в разъездах, на съемках. Когда приезжал, к нам приходили его друзья: оператор Саша Саранцев, Вася Белов. Мы все спорили. Я и мама защищали советскую власть, а Вася ругал. У него же отец был репрессирован. И он вообще очень отличался от всех. В шкафу, например, у него стояла иконка.

Я Шукшина очень любила. А он был ревнив. Однажды даже подрался с Саранцевым из-за того, что тот, прощаясь, меня поцеловал.

Однажды он позвал меня на родину, в Сростки. Мать и сестра Василия мне показались строгими, но хорошими. До тех пор пока мы с Шукшиным были вместе, они поддерживали со мной отношения. Потом с Васей что-то произошло, он охладел. Я поняла, что мы скоро расстанемся. Сказала об этом ему. И вскоре забеременела..."

Видимо, первая серьезная трещина в их отношениях произошла летом 1964 года, когда Шукшин отправился в Судак на съемки фильма "Какое оно, море?"

Когда же все заснули, чувствую, как кто-то входит в купе. Смотрю - Вася. Тихонько присаживается ко мне и говорит: "Ну, давай, рассказывай о себе". Всю ночь мы проговорили.

Когда ехали в автобусе в Судак, остановились в лесочке. Помню, я первая вошла в автобус, а Шукшин за мной и что-то под пиджаком держит. Спрашиваю: зверька поймал? А он мне - маленький букетик цветов. Потом узнала, что это были первые цветы, которые он подарил женщине. Я долго хранила их".

Между тем 12 февраля 1965 года у Виктории Софроновой родилась девочка от Шукшина. Ее назвали Катей. Через несколько дней Викторию с ребенком выписали из роддома, и когда они вышли на улицу, там их уже дожидался Шукшин. Но радостной встречи не получилось. Виктория уже знала, что ее любимый встречается с другой женщиной, и тут же потребовала от него сделать окончательный выбор. Но ничего вразумительного Шукшин ей сказать так и не смог. И она его выгнала. И хотя он и после этого продолжал приходить к ней и к ребенку, однако теплых отношений между ними уже не было.

В. Софронова вспоминает: "Вася оказался меж двух огней. Он жил то с Лидой, то со мной. Ему дали квартиру в Свиблове, когда у него что-то с ней не заладилось, она ушла, он пригласил нас с Катей к себе. Мы приехали, но мне было там неуютно, к тому же Вася пил. Мы уехали к себе..."

По воспоминаниям людей, знавших гениальную поэтес­су, она была хоть и невысокого роста, но хорошо сложена и ошеломляюще красива. Всем запомнились ее тяжелые, густые черные волосы и удивительное лицо с высоким выпуклым лбом и большими печальными темно-карими глазами. В такую очаровательную женщину Александр Яковлевич не мог не влюбиться.
Родилась Вероника 14 (27) марта 1915 года в Казани, в семье профессора микробиологии Казанского универси­тета Михаила Тушнова и его жены Александры, урожден­ной Постниковой, выпускницы Высших женских Бестужев­ских курсов в Москве. До революции семья жила вполне благополучно, а затем все рухнуло. Первые детские воспо­минания Вероники – мама укрывается с ней в подвале от обстрела, а вокруг все грохочет и горит. Гражданская вой­на, голод, тиф, разруха и смерть, холод – «на улице куда теплей, чем дома». А далее – советская власть и весьма скромная жизнь на одну зарплату главы семьи:

Мы жили на папиной скромной зарплате,
Что нашего счастья отнюдь не губило.
Я помню все мамины новые платья,
И я понимаю, как мало их было.

Вероника с малых лет увлеклась живописью и поэзией, рано начала сочинять стихи. Она любила лежать в траве на косогоре, усыпанном ромашками («цветы – это стихи зем­ли»), бегать босиком по росе, ловить в ладони лучики солн­ца, наблюдать «труд муравьев, и птичьи новоселья, и лю­бопытных белок беготню...»

Все, что удавалось девочке увидеть интересного или красивого, она фиксировала в стихах или рисунках. Свои произведения ей приходилось прятать от отца, который видел в дочери только будущего врача. Возможно, поэто­му по его же настоятельной рекомендации она после окон­чания школы с углубленным изучением иностранных язы­ков поступила в Казанский университет на медицинский факультет. В 1936 году после смерти отца они с матерью переехали в Ленинград, где Тушнова получила диплом вра­ча, но по специальности не работала.

В это время она вышла замуж, у нее родилась дочь Наташа. Но страсть к писанию стихов не ослабела. «Пе­ред войной я написала очень много и впервые обрати­лась за помощью к Вере Инбер, – вспоминала поэтес­са. – По совету Веры Михайловны я в 1941 году подала заявление в Московский Литературный институт имени М. Горького и была принята. Война нарушила все мои планы. Я с маленьким ребенком на руках и больной матерью эвакуировалась из Москвы и работала в госпи­талях Казани».

Позднее она вернулась в столицу, трудилась в москов­ском госпитале, где познакомилась и подружилась с На­деждой Ивановной Катаевой-Лыткиной. Надежда была на­чинающим хирургом, Вероника – палатным ординатором. В это время Тушнова параллельно занималась гистологией и писала диссертацию.
Она лечила больных, сердечно переживая за судьбу каж­дого раненого. «Все мгновенно влюблялись в нее, – вспо­минала Надежда Ивановна. – В госпитале Вероника слы­ла главной утешительницей. Могла вдохнуть жизнь в безнадежно больных. Мы даже по возможности старались освобождать ее от работы, потому что в ней очень нужда­лись раненые. Тушнова начинала просто жить чужой чело­веческой судьбой и долго не могла опомниться от полу­ченных ударов. Уходила в себя, писала стихи. Раненые любили ее восхищенно. Ее необыкновенная женская кра­сота была озарена изнутри, и поэтому так затихали бойцы, когда в палату входила Вероника».

Ночные дежурства, «ни весточки о милом человеке», неустроенный военный быт, больная мать, маленький ре­бенок... Но Тушнова не щадила себя, у нее была какая-то неисчерпаемая потребность помогать другим людям. Ра­бота лечащего врача в госпитале тяжелая, часто и неблаго­дарная, не оставляющая, казалось бы, времени для сочи­нительства стихов. И все же молодая докторша во время ночных дежурств умудрялась при свете затененных ламп, прислушиваясь к сонному дыханию и стонам раненых, все время что-то писать в тетради. Ее так и звали ласково: «доктор с тетрадкой». В военные годы стихи молодой по­этессы неоднократно публиковались.

После войны Вероника Тушнова стала участницей зна­менитого Первого Всесоюзного совещания молодых писате­лей, на котором фронтовики приняли ее, красавицу-сест­ричку, сразу как свою. В 1945 году у нее вышел сборник стихов «Первая книга», которую отредактировал Павел Ан­токольский.

Вся дальнейшая жизнь Вероники была связана с поэзи­ей – она в ее стихах. Из них видно, что муж оставил ее, но подрастала зеленоглазая, похожая на отца дочь Наташа, и мать надеялась, что он вернется: «Ты придешь, конечно, ты придешь, в этот дом, где наш ребенок вырос».

Основная тема стихов Тушновой – Любовь, со всеми ее горестями и радостями, утратами и надеждами, без ко­торой жизнь не имеет смысла. Стихи, являющиеся образ­цом высочайшей, самоотверженной женской лирики по­этессы, выучивались и переписывались в тетради многими поколениями читательниц. А например стихотворение «Не отрекаются любя», стало потом одной из песенных вер­шин Аллы Пугачевой:

Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.

Интервью Вероники

- Где же вы познакомились с Иосифом Давыдовичем? - Там же, в Ленинграде, на каком-то сборном концерте, примерно в 1963 - 1964 годах. Кобзон смотрел мое выступление из-за кулис. А после этого изъявил желание познакомиться. Вижу, спускается смешно по лестнице, как-то по-казенному - боком. Никак не представился, стал что-то говорить, говорить... Может, считал себя уже тогда королем сцены?

- Он вам сразу глянулся? - Как певец - категорически нет. Он был не очень пластичным и совсем не артистичным. Пел, как голосили тогда многие. Ничего особенного в нем тогда не было. Стоял на сцене истуканом, будто аршин проглотил, и натужно извлекал из себя звуки: "А у нас во дворе…" Это сейчас он стал великолепным певцом и исполняет песни намного лучше, чем в молодости. Как на мужчину я на него тогда не засматривалась. К тому же на том концерте он украл у меня ноты. Великолепный мелодист Станислав Пожлаков незадолго до того написал песню "Топ-топ, топает малыш", первой исполнительницей которой я и стала. В моей сумочке лежал ее единственный авторский клавир. Кобзон каким-то образом ухитрился эти ноты спереть.

- С чего вы взяли, что их стащил именно Кобзон? - Знакомые артисты рассказали, как он ковырялся в стопке нот. Пришлось позвонить ему в гостиницу "Октябрьская". "Да, мой музыкант случайно взял ноты. Прошу прощения. Можете забрать их в любое время", - произнес он надменно. Я же была приучена мамой, что ходить к мужчинам в гостиницу неприлично. "Нет, - отвечаю, - сейчас подъеду к гостинице. Пожалуйста, спуститесь и принесите ноты". Просьбу он выполнил. Не успел Пожлаков написать второй клавир и оркестровку, как наша песня была быстренько записана в Москве Кобзоном и Миансаровой. Такой поступок даже по прошествии стольких лет иначе как воровством назвать трудно.

- Когда же у вас с Кобзоном случился роман? - Наши отношения складывались непросто. Романом их назвать трудно, потому что долгое время они были односторонними: Кобзон всячески меня домогался и преследовал. Однажды коллектив Рудакова приехал на гастроли в Москву. Выступления проходили в Театре эстрады. Выхожу со сцены в буфет и слышу голос помощника режиссера: "Кто здесь Вероника Круглова? Срочно подойдите к телефону". Оторопело спрашиваю: "Вы не перепутали? Кто мне может звонить в Москве?" И слышу в ответ: "Иосиф Кобзон!" По тому, как все присутствовавшие обернулись, поняла: это имя в столице уже что-то значит. Иосиф хотел меня куда-то пригласить. Я отказалась, сославшись на личные планы. Но он приехал с какими-то друзьями. Меня это никоим образом не вдохновило: к ресторанным посиделкам я относилась отрицательно. Прошел год. Кобзон повадился ездить за мной по гастролям. Он к тому времени уже стал популярным певцом: когда появлялся в каком-то городе, это сразу становилось событием. Как-то в Москве на телевидении подошла редактор Ира Зинкина: "Тебя можно поздравить? Вы с Есиком женитесь?" - "Кто такое мог сказать?" - возмутилась я. "Как кто? Сам Кобзон!" Слова, брошенные всуе, сразу стали меня к чему-то обязывать. Я подрастерялась. Оказывается, можно так настроить людей, что им будет представляться: раз Круглова не вышла замуж за Кобзона, значит, он ее бросил. Общественное мнение стало оказывать на меня давление... Ухаживал Иосиф как-то обыденно. Цветами я и так всю жизнь была завалена на концертах. К сожалению, ничего хорошего, связанного с этим человеком, вспомнить не могу. Вместе мы были около трех лет. История совместной жизни состояла из вполне банальных этапов: сошлись, расписались, развелись, потом опять сошлись. В общем, сплошные долгие проводы - лишние слезы. Все эти неприятные перипетии связаны с личной драмой: брак с Кобзоном очень сломал меня, просто подавил морально. Как говорится, пропал жизненный и творческий кураж.

- Где проходила ваша свадьба с Кобзоном? - В старинном и очень красивом московском "Гранд-отеле". Он стоял позади гостиницы "Москва", на Манежной площади. На свадьбу было приглашено более четырехсот гостей. У Кобзона всегда и во всем присутствовал суперразмах. Все "нужные люди" находились за свадебным столом. Я чувствовала себя на собственной свадьбе брошенной всеми Золушкой. Расчета в моем замужестве никакого не было. В то время Есик был, как и я, нищим, то есть абсолютно никем. У нас тогда не было ни кола ни двора. Приходилось снимать махонькую 14-метровую комнатушку в огромной коммуналке в районе Каретного ряда. Иосиф делал все возможное, чтобы зацепиться за Москву, но председатель Моссовета Промыслов почему-то не разрешал ему сделать прописку. Однажды, выступая где-то публично, сказал, как ножом отрезал: "Живите у себя в Днепропетровске!" По настоянию Иосифа мне пришлось однажды идти с этой просьбой к его родному отцу Давиду. Он работал в Москве инженером. Впечатления от свекра не осталось почти никакого: маленький, щупленький еврейчик, сбежавший от первой супруги, когда самому младшему, Есику, было всего шесть лет. Сама я, работая в Росконцерте, могла какое-то время обходиться без штампа в паспорте. А муж пользовался временной студенческой пропиской. Он поначалу поступил в Гнесинское училище, потом стал выступать на сцене и учебу забросил. Позже, будучи уже зрелым мастером, институт Кобзон все-таки окончить сумел.

Родился он 4 ноября 1956 года в деревне Грицовка Туль­ской области. (Ныне это местечко называется городом Щекино, который вырос вокруг химкомбината.) Его ро­дители – москвичи. Отец, Владимир Тальков, – офицер, I годы сталинских репрессий 20 лет провел в лагерях. Мать – обрусевшая немка из-под Казани, оказавшаяся 18 лет от роду в Сибири (она получила десятилетний срок). Там же встретила будущего мужа. В неволе у них родился сын Владимир – старший брат Игоря. После освобожде­ния семья поселилась в Грицовке, так как вернуться в Москву им не разрешили. («Врагам народа» жить в боль­ших городах запрещалось.)

С 14 лет Игорь начал сочинять песни, в 1971 году закон­чил Щекинскую музыкальную школу по классу баяна, играл на различных инструментах в школьной самодеятельности. Спустя три года юноша получил аттестат зрелости, попытал­ся поступить в театральный вуз, но неудачно.

А потом была армия, и благодарность родителям за сына-солдата от командования строительной войсковой части. После службы в Вооруженных силах Тальков стал студен­том физического факультета Московского пединститута но не окончил его: молодого человека звала музыка.

Творческий путь Игоря оказался довольно тернист и неровен – начиная от работы в ресторане и кончая учас­тием в различных группах, где в качестве клавишника, удар­ника, бас-гитариста или арайжировщика он ездил с гаст­ролями по СССР.

В своей неоконченной книге «Монолог» автор вспо­минал: «Значительную часть своей творческой жизни я потратил на разбазаривание эмоций по кабакам, предла­гая самое дорогое, что есть в жизни, – песни, делясь сокровенными мыслями с жующей и пьющей публикой за гроши, бросаемые "широким жестом". Видел много талантливых, одаренных людей, прозябающих в подвалах и ресторанах, спивающихся и забивающих эмоции ана­шой от несостоятельности усилий и невозможности вы­разить себя, отчаявшихся, потерявших всякую надежду на удачу и на возможность проявиться. Мало того, что их никто "не ищет", как на Западе, они попросту нико­му не нужны».

Нигде талантливый музыкант не задерживался надол­го – ни в группе «Апрель», ни в «Калейдоскопе», ни в «Вечном движении», ни в музыкальном театре Маргариты Тереховой.

В 1982 году в Сочи при посредничестве Иосифа Кобзо­на Игорь попал на осенний конкурс, но лауреатом не стал. Впрочем, один из членов жюри, Вениамин Баснер, посо­ветовал попытать счастья в следующем году, уже на рок-фестивале в Кисловодске.

Первой всерьез назвала Талькова «безумно талантли­вым» заслуженная артистка России Людмила Сенчина, представляя его в 1984 году как своего нового аранжиров­щика. В архивном альбоме певицы есть фотографии мо­лодого Игоря с гитарой на фоне плаката «Претворим в жизнь решения ХХГ/ съезда КПСС!»

Людмила вспоминала о совместной работе с ним с боль­шой теплотой: «Игорь тогда еще только-только "оперять­ся" начал, все чего-то искал. Он и здесь, у меня на Петроградской долго жил: известное дело – музыкант, ни кола своего, ни двора. Я не помню его "тяжелым челове­ком", скорее думающим. Иногда мучительно думающим. Однако ни работе, ни общению с ним это как-то не меша­ло. В те годы Игорь и Ира Аллегрова были еще неизвест­ны и перед моими выступлениями пели – "разогревали" публику.

В 1980-х годах я ушла из оркестра Анатолия Бадхена в Ленинграде, явилась в Ленконцерт и сказала, что хочу сде­лать свою группу. Тогда распались "Поющие гитары" и руководство Ленконцерта обратилось к экс-руководителю "Поющих" Анатолию Васильеву с предложением набрать музыкантов для новой группы Сенчиной. Из Москвы Толя привез Талькова. И вот меня знакомят с новым бас-гита­ристом и бэк-вокалистом. Вначале он мне не понравился: прихожу на репетицию, а Игорь сидит, в джинсах, вальяж­но развалившись, весь из себя москвич, нога за ногу, ни с кем не разговаривает. А на меня смотрит снисходительно, но с интересом... Я почувствовала: "Будет дружком!"».

Так сложилась, что личная жизнь певицы известна не многим. Родилась она 13 декабря 1948 (?) года. Известно, что песня Игоря Цветкова и Ильи Резника «Золушка» определила судьбу Людмилы, хотя спела она ее «из-под палки». Но полудет­ский шансон неожиданно понравился взрослым зрителям. Сенчину вызывали на «бис». Это стало для нее откровени­ем. «Тогда я в первый, да и, наверное, в последний раз пережила шок от славы», – откровенничала певица.

Еще известно, что белокурая «Золушка» – по отцу чис­токровная цыганка. Ее корни уходят в Украину, в Молдо­ву, в Румынию, однако большинство поклонников и слы­шать об этом не хотят. Как вспоминала сама певица: «Они мне говорят: "Вы наша, вы – питерская". Может, мне по­везло, а может, и не повезло, но цыганская часть крови мне скорее помогает, чем мешает. Она не позволяет мне быть инертной и однобокой».

«Роман с Розенбаумом по сей день остается одним из самых таинственных в жизни Пугачевой. Она нередко приезжала к нему в Ленинград, но долгое время об этом знал, пожалуй, лишь Болдин».

Сам Розенбаум неохотно рассказывает о своем романе с Пугачевой, он все личное привык держать в себе.

- У меня к Алле сразу же возникла глубочайшая симпатия. Это были 1985 - 1987 годы. А роман? Без комментариев. Мужчина, если он мужчина, конечно, на такие вопросы не отвечает, - сухо комментирует свою любовь к Пугачевой Розенбаум.

Как выглядит идеально проведенный день Веры Алентовой и Владимира Меньшова?

МЕНЬШОВ: Наверное, идеально проведенные дни были, когда я вел программу «Последний герой» и Вера была на берегу океана. Она могла весь день там находиться. Вера роется в ракушках, находит что-то, приносит. А я провел передачу, приехал, читаю, учу английский.

Но то все-таки отдых. А идеальный день в рабочем варианте: утром проснулся в ужасе от того, что сегодня снимать, а все не готово, актеры опаздывают, декорация не достроена… Когда съемочный день закончен и все снято, конечно, не так, как хотелось, но снято, и завтра будем снимать следующий кусок. Это мой идеальный день, но это не жизнь, это война.

И у Веры, я думаю, так же.

АЛЕНТОВА: Только у меня это не война. Это подарок. Ты идешь на репетицию — и тебе туда хочется. Ты идешь на съемку — и тебе туда хочется. Это твоя жизнь, ты этому ее посвятил. Много подводных камней тебя поджидает, сложных вещей, но это не война, а подарок.

МЕНЬШОВ: А у меня война.

АЛЕНТОВА: А у меня подарок.

МЕНЬШОВ: Ну вот и договорились

Марк Наумович родился 21 сентября 1911 года в Не­жине на Черниговщине в семье старьевщика. (Сам актер говорил, что в энциклопедии ошибочно указана дата его рождения – 21 сентября, – а на самом деле он родился 8 октября.) Когда Марку было пять лет, семья перебралась в Харьков. Отец мечтал, чтобы сын стал счетоводом, и даже отдал его в Харьковское торгово-промышленное училище. Но сын решил стать артистом после того, как в 15 лет по­пал на спектакль в театр.

После школы Нейман расклеивал на улицах афиши харьковского театра «Миссури», работал в нем статистом, помогал рабочим сцены, бутафорам, осветителям, суфлерам. В 17 лет юноша сбежал в Москву. Еще в поезде он узнал, что главные московские театры – Большой и Малый – на­ходятся в Охотном Ряду. Как ни странно, провинциальный паренек получил работу статиста в двух театрах. Нередко Марку, взявшему себе псевдоним Бернес (что означала эта фамилия, сам артист так и не объяснил), приходилось высту­пать в один вечер на двух сценах. Например, отыграв роль бессловесного слуги в Малом театре, Бернес спешил в Боль­шой, где изображал столь же молчаливого стражника в бале­те или слугу в какой-нибудь опере.

Теперь это кажется неправдоподобным, но, в сущнос­ти, Бернес нигде не учился, не окончил никаких театраль­ных студий. Тем не менее талантливого юношу в начале 1930 года приняли в театр Корша актером «вспомогатель­ного» состава: те же роли на выходах. И даже премировали в 1934 году ордером на обувь «За лучшие качественные по­казатели работы».

В этом коллективе Марк познакомился со своей пер­вой женой – знаменитой московской красавицей Поли­ной, или Паолой, как ее звали друзья, Липецкой. В то время молодые жили в Петровском переулке, рядом с филиалом МХАТа, в крохотной комнатушке. Здесь, у Бернесов, Иса­ак Бабель впервые прочитал свой новый рассказ «Отелло», в котором после посещения спектакля жена обращается к мужу: «Наум! Ты видел сейчас любовь? А у тебя что?..» С тех пор рефреном Бернеса – когда он сталкивался с пошлостью в искусстве и жизни – стала фраза: «Сегодня животные штуки, завтра животные штуки, а где же лю­бовь, ребята?..»

В 1936 году режиссер «Мосфильма» В. Червяков при­гласил Марка на небольшую роль в киноленте «Заключен­ные». Тут его и заметил прославленный в будущем режис­сер С. Юткевич. В его фильме «Шахтеры» Бернес сыграл одну из главных ролей – инженера Красовского. Через два года актер снялся в небольшой, но яркой роли Кости Жигулева в кинокартине «Человек с ружьем». Здесь Бер­нес исполнил ставшую легендарной песню «Тучи над го­родом встали...» и быстро приобрел всесоюзную извест­ность. Его заметил даже Сталин. За фильм «Человек с ружьем» Марк получил орден «Знак Почета» и взошел на кинематографический олимп.

Всего же Бернес снялся в 35 фильмах, среди которых безусловная вершина – роль лихого, отважного одессита-пулеметчика и балагура Аркадия Дзюбина в фильме «Два бойца» (1943 г.). За эту работу актер получил боевой орден Красной Звезды.

Начиная с первых кинокартин герои Марка Наумовича приходили на экран с песней, многие из которых в эфире по сей день («Шаланды, полные кефали», «Я люблю тебя, жизнь», «Любимый город», «Хотят ли русские войны?», «Враги сожгли родную хату», «Темная ночь», «С чего на­чинается Родина?», «Если бы парни всей земли», «Журав­ли» и др.).

Если говорить о песенной карьере, то в 1950–1960-х годах по популярности Марку, пожалуй, не было равных. Поклонницы даже создали клуб «Ура, Бернес!».

Это был видный мужчина, прославившийся своими по­бедами на любовном фронте. Когда приятели спрашивали актера, что он говорит жене, вернувшись под утро домой, источая аромат духов другой женщины, Марк Наумович со свойственным ему юмором отвечал: «Я говорю ей: "Здрав­ствуй", остальное говорит она».

Популярная советская киноактриса Лидия Смирнова вспоминала: «Первая жена Бернеса, Паола Липецкая, была замечательная женщина, умная, красивая, энергичная. Он слушался ее беспрекословно. Супруга умирала в больнице от рака, и Марк ее не навещал, ему казалось, что он может от жены заразиться. При этом актер невероятно страдал, ибо Марк без Паолы был не Марк».

Липецкая скончалась в 1956 году, когда их дочери На­таше было около трех лет. Почти одновременно началась кампания в прессе, которая чуть не уничтожила актера. Поводом послужила реплика Н. С. Хрущева.

«В лужниковском Дворце спорта шел концерт для де­легатов юбилейного съезда комсомола, – вспоминал в интервью газете «Культура» поэт Константин Ваншен-кин. – Присутствовало правительство. Мероприятие долж­но было уложиться в строго отведенное время. Режиссер строжайше запретил артистам бисирование. Бернес спел две песни, его не отпускают. Он вернулся, поклонился. В зале обвал. Он опять ушел, его вновь вызывают. За ку­лисами не оказалось никого из начальства, чтобы можно было спросить разрешения остаться на сцене. Как стало известно, Хрущев выразил неудовольствие: "Ишь ты, не может удовлетворить потребности молодежи, спеть лиш­нюю песню!"».
Этого было достаточно для того, чтобы начать травлю популярного певца и актера. Несколько лет у него не было ни концертов, ни фильмов (и, естественно, заработков), его не выпускали за границу. В «Правде» появилась заказ­ная статья «Пошлость на эстраде».

Роман развивался стремительно. Через четыре дня они вернулись в Москву и Ростропович поставил вопрос ребром: «Или ты сейчас же придешь жить ко мне — или ты меня не любишь, и все между нами кончено». А у Вишневской — десятилетний надежный брак, верный и заботливый муж Марк Ильич Рубин, директор Ленинградского театра оперетты. Они через многое прошли вместе – он не спал день и ночь, пытаясь достать лекарство, которое помогло спасти ее от туберкулеза, их единственный сын умер вскоре после рождения…

Ситуация складывалась непростая, и тогда она просто убежала. Отправила мужа за клубникой, а сама покидала в чемоданчик халат, тапочки, что попало и — бегом. «А куда бежать? Я даже адреса не знаю, — вспоминала Галина Павловна. — Звоню Славе из коридора: «Слава! Я иду к тебе!» Он кричит: «Я тебя жду!» А я ему ору: «Не знаю, куда ехать!» Он диктует: улица Немировича-Данченко, дом такой-то. Я по лестнице вниз бегу, как сумасшедшая, ноги подкашиваются, не знаю, как я себе голову не разбила. Села и кричу: «Улица Немировича-Данченко!» А таксист уставился на меня и говорит: «Да вы пешком дойдете — это рядом, вон там, за углом». А я кричу: «Я не знаю, вы меня везите, пожалуйста, я вам заплачу!»

И вот машина подъехала к дому Ростроповича. Вишневскую встретила его сестра Вероника. Сам он пошел в магазин. Поднялись в квартиру, открывают дверь, а там — мама, Софья Николаевна, стоит в ночной рубашке, с вечным «Беломором» в углу рта, седая коса до колена, одна рука ее уже в халате, другая никак в рукав попасть не может от волнения... Сын три минуты назад объявил: «Сейчас приедет моя жена!»

«Села она так неловко на стул, — рассказывала Галина Павловна, — а я села на свой чемодан. И все вдруг расплакались, заревели. В голос заголосили!!! Тут открывается дверь — входит Ростропович. Из авоськи у него торчат какие-то рыбьи хвосты и бутылки шампанского. Орет: “Ну, вот и познакомились!”» Так Вишневская стала женой Ростроповича...

Впереди у них было счастливое, но очень тяжелое время: рождение двух дочерей, дружба с опальным Солженицыным, лишение гражданства, скитания, успех и востребованность на мировой музыкальной сцене, прилет Мстислава Леопольдовича в Москву во время августовского путча 1991 года, возвращение в уже новую Россию. Они были вместе 52 года, до смерти Ростроповича...

...А сначала все шло как нельзя лучше. Вскоре Айседора выучила несколько десятков русских слов и стала называть любимого "Сергей Александрович". Они ходили на приемы, на литературные вечера, где она обязательно танцевала, а он непременно читал стихи. Домой возвращались обычно под утро. Проезжая мимо маленькой полудеревенской церквушки на Арбате, Есенин тыкал в нее пальцем и говорил: "Видишь, Сидора, вот здесь мы с тобой будем жениться! Ты понимаешь, же-нить-ся!" Айседора недоверчиво улыбалась: в ее жизни было немало мужчин, но ни одному из них она так никогда и не позволила взять себя замуж.
Через полгода Есенин, в беспамятстве, посылал Айседору ко всем чертям и иногда бил. Он швырял в нее тяжелыми советскими сапогами, а она, поймав сапог, говорила сквозь слезы на ломаном русском: "Сергей Александрович, я тебя люблю..." Есенин убегал, скрывался у друзей, а потом возвращался - измученный, охваченный нежностью и раскаянием. И плакал, уткнувшись ей в колени. Иногда Есенин надолго исчезал: "Изадора, баста, гуд бай!" Со слезами, на коленях, она умоляла поэта вернуться, и влюбленные забывали ссору за стаканом вина. Вся жизнь Дункан была борьбой за свободу действий, мыслей и чувств. Неоднократно влюбляясь, она ни разу не помышляла о браке. Никогда—до встречи с Есениным. Есенин был для Айседоры ангелом. На стенах, столах и зеркалах она постоянно писала губной помадой трогательное «Есенин – Ангель».В жизни «определенной небом в актрисы» было много любви, и она каждый раз отдавалась ее зову сполна: «Любовь – это... как искусство. Она должна быть всегда очень большая и очень серьезная». Есенина она нарекла первым законным мужем.
Айседора знала, что у любимого Сережи было сложное детство: он рос в семье деда и с родителями почти не общался. Семнадцати лет Есенин приехал в Москву работать приказчиком и впервые встретил отца. Свою мать он видел в последний раз много лет назад.
- Бедный мой мальчик, - думала Айседора. - У нас с тобой практически не было детства! А у тебя еще и не было матери! Ничего, я полюблю тебя вместо нее... я сумею! На своих недорастратила... - и безрадостная картина всплыла перед ее глазами.
Танцы и дети
Айсендоре не исполнилось и шести лет, а она уже была несчастна.
Мать, брошенная мужем и работавшая с утра до ночи, не хотела оставлять девочку одну и отдала младшую Дункан в школу, скрыв дочкин возраст. В 13 лет Айседора бросила школу, которую считала совершенно бесполезной, и занялась музыкой и танцами. Ей повезло, когда законам сценического движения пухленькую нимфетку согласилась учить американская танцовщица Мария Луи Фуллер.
В 18 лет Дункан едет покорять Чикаго. Там она с ходу чуть было не вышла замуж за своего поклонника - рыжего, бородатого сорокапятилетнего поляка Ивана Мироски. Проблема заключалась в том, что он был еще беднее, чем она. А вдобавок, как выяснилось позже, еще и женат. С этого романа у Айседоры началась череда неудач в личной жизни, которые будут преследовать танцовщицу до конца дней.
Но зато танцевала она божественно и абсолютно против всяких правил. Однажды весь гардероб Айседоры погиб от страшного пожара в нью-йоркской гостинице. Она мгновенно сымпровизировала костюм - полупрозрачную тунику в греческом стиле. Публика в очередной раз была шокирована, поскольку на сцене Айседора появилась практически обнаженной.
Дождавшись совершеннолетия, она покинула США, отплыв в Англию на судне для перевозки скота, - большего не позволяли ее скудные сбережения. В Лондоне выступления танцовщицы начались со светских вечеринок, где ее преподносили как пикантное дополнение, экзотическую диковинку.
В 1903 г. она приехала с концертной программой в Будапешт, где публика толпами собиралась в театре, чтобы увидеть странные танцы полуобнаженной Айседоры под аккомпанемент "Голубого Дуная" или похоронного марша Шопена. После одного из выступлений к ней подошел известный венгерский актер Оскар Бережи, галантно раскланялся и сказал:
- Я хочу познакомить вас со своими родителями. Поедемте прямо сейчас.
Айседора пришла в восторг, и они поехали - правда, сначала в его квартиру в центре Будапешта, откуда вышли только на следующий день и такими усталыми, что вечером на репетиции Айседора едва двигалась по сцене. Ей было 25, и она еще верила мужчинам, тем более что Оскар действительно познакомил ее с родителями, а через месяц устроил публичную помолвку. Когда до свадьбы оставалось немногим больше недели, он ворвался в гримерную Айседоры и заявил:
- Мне предложили роль. Потрясающую. Начало съемок послезавтра. - И чуть тише добавил: - В Мадриде.
- Но... у нас вроде как свадьба? - поинтересовалась Айседора. И вдруг ее нежный и внимательный Оскар просто взорвался!
- Ты думаешь, что я буду жертвовать карьерой ради твоих женских капризов?.. Если есть роль, значит, нет свадьбы!
В декабре 1904 г. в жизни Дункан появился Гордон Крэг - лучший театральный постановщик начала века. Две недели они провели,
запершись в берлинской студии Крэга, пока перепуганный менеджер Айседоры обзванивал местные больницы и морги. Через некоторое время в газетах появилось объявление, что госпожа Дункан страдает от тонзиллита и ее выступления временно прекращаются. Через 9 месяцев после "приступа тонзиллита" у Айседоры родилась дочь Дидра. Практически сразу после этого Крэг женился на Елене, подруге детства. Айседоре он сказал: "Ты же понимаешь, любовь никогда не бывает вечной..."
Она опять осталась одна и танцевала, танцевала, танцевала... Однажды в гримерную вошел мужчина с вьющимися светлыми волосами и бородой, статный и уверенный.
- Парис Зингер, - представился он.
- Сын швейной машинки? - съязвила Айседора, хотя про себя уже подумала: вот и миллионер, которого стоит придержать... - Что вам угодно?
- Вас. - Зингер явно не собирался распыляться по мелочам.
- Должна предупредить, я люблю жить. И жить шикарно.... Кстати, я буду звать вас Лоэнгрин.
От Лоэнгрина у Айседоры родился сын Патрик, и она вроде бы наконец почувствовала себя почти счастливой. Но теперь у нее начались видения. Айседора просыпалась ночью в слезах и кричала сонному Зингеру: "Я видела два детских гроба! Они там, между сугробов! И похоронный марш!" Измученный Лоэнгрин отправил любимую с детьми в Париж.
...В тот день Айседора послала Патрика и Дидру на экскурсию в Версаль с гувернанткой - ей надо было выступать. По дороге мотор заглох, но, когда шофер вышел проверить его исправность, внезапно заработал и... Тяжелый автомобиль скатился в Сену. Никого спасти не удалось. От этой катастрофы Айседора Дункан никогда не оправится.
...Чтобы как-то отвлечься, она "заразилась" русской революцией, и ее немедленно пригласил в Москву сам Луначарский.
- Вот ведь негодяй! Обещал, что я буду танцевать в храме Христа Спасителя, а пришлось в Большом театре! - вспоминая про наркома просвещения, Айседора обиженно вздыхала. - Хотя он подарил мне целую школу танцев!
"Я хотель быть твоя"
- Дети, я не буду учить вас танцам: вы будете танцевать, когда захотите. Я научу вас летать, как птицы, гнуться, как деревца под ветром, радоваться, как радуется лягушонок в росе, прыгать легко и бесшумно, как кошка... Переведите, - обращается Дункан к политруку школы и переводчику товарищу Грудскому.
- Детки, - переводит Грудский, - товарищ Айседора не собирается обучать вас танцам, потому что танцульки являются пережитком гниющей Европы. Товарищ Айседора научит вас махать руками, как птицы, ластиться вроде кошки, прыгать по-лягушиному, то есть в общем и целом подражать жестикуляции зверей...
Устав от преподавания, вечерами она танцевала. На одном из приемов к ней подвели светловолосого молодого человека. В тот самый первый миг, когда она увидела Есенина, ее единственной мыслью было: "Это Патрик, которому 25 лет!"
Перед гастролями в Европе и Америке, куда Айседора мечтала отвезти поэта подальше от бесконечных посиделок с сомнительными личностями, от бессонных ночей, полных тревожных предчувствий, они становятся мужем и женой. 2 мая 1922 года Сергей Есенин и Айседора Дункан решили закрепить свой брак по советским законам, так как им предстояла поездка в Америку.
Они расписались в загсе Хамовнического Совета. Когда их спросили, какую фамилию выбирают, оба пожелали носить двойную фамилию -- "Дункан-Есенин". Так и записали в брачном свидетельстве и в их паспорте.
После свадьбы Айседора настаивала, чтобы ее больше не называли Дункан, а Есенина. На портрете, подаренном друзьям она подписалась как Есенина. Германия, Франция, Италия... Наконец, Америка. За границей Есенин топит тоску в вине, временами обещая встревоженной Айседоре не брать "три месяца ни капли в рот". Поездка за рубеж, по мнению Дункан, должна была встряхнуть Есенина, отвлечь, излечить от депрессии. Но ни встречи со знаменитостями, ни красоты и достопримечательности других стран не затронули его души. Есенин по-прежнему страдал от одиночества и переживал из-за того, что его воспринимали лишь как мужа великой Дункан. Во время долгой дороги домой порой Айседоре становилось не по себе от того мрачного настроения, в котором пребывал Сергей. Им все труднее было вместе, Дункан сознавала, что утратила свое влияние на Есенина. Страдая от душевной боли, Айседора поняла, что всю тяжесть решения о предстоящей неизбежной разлуке она должна взять на себя. Поэтому на платформе московского вокзала Айседора, держа Сергея за руку, сказала: "Вот я привезла этого ребенка на его родину, но у меня более нет ничего общего с ним". Но ее любовь всегда кончалась испытанием, раной. Итогом отношений стала убийственная телеграмма:
Айседоре Дункан
Я люблю другую тчк женат и счастлив тчк
Есенин
Вскоре после этой записки на земле уже не было Есенина. Его единственной любовью становится смерть, черный человек. Известие о трагической смерти Есенина застает Айседору в новогодний вечер в Париже. Потрясенная самоубийством возлюбленного, которого она так и не смогла забыть, Дункан собралась вернуться туда, где, по ее словам, остались сердце и "страдания... стоившие всего остального в моей жизни, взятого вместе". Узнав, что наследует все гонорары за книги Есенина, разошедшиеся огромными тиражами, Айседора сказала, что любила Сереженьку и что деньги ей не нужны, хотя на тот момент она жила отнюдь не в роскоши. «Отдайте их его матери и сестрам, — распорядилась она. — Им они нужнее, чем мне». Но планам великой Дункан не суждено было осуществиться. Развязка наступила в теплый сентябрьский вечер 1927 года во Франции. Айседора ненадолго пережила своего не менее гениального возлюбленного. Её смерть в Ницце была страшной и странной. Даже в этом она не повторила никого. Айседора Дункан ненавидела автомобили. Есенин заставил ее примириться с чудом цивилизации: "Дура, - говорил Есенин. - Это же чудо мысли!" - "Меня это доконает", - повторяла Айседора. Как напророчила. На закате творчества одним из самых популярных танцев Айседоры был "Танец с шарфом". Этот фантасмагорический танец она любила исполнять в присутствии Есенина. Возбужденная фантазия поэта рисовала странную картину: "Держит она шарф за хвост, а сама в пляс. И кажется, не шарф – а хулиган у нее в руках... Хулиган ее и обнимает, и треплет, и душит... А потом вдруг – раз! – и шарф у ней под ногами. Сорвала она его, растоптала – и крышка! Нет хулигана, смятая тряпка на полу валяется... Сердце сжимается. Точно это я у нее под ногами лежу. Точно это мне крышка". Айседора нередко повторяла танец с шарфом на бис. Так было и на концерте в Ницце 14 сентября 1927 года. …В этот же день, эффектно закинув роковой алый шарф вокруг шеи, она вольготно раскинулась на сиденье автомобиля. За рулем – молодой итальянец, последнее увлечение пятидесятилетней Айседоры. Улыбаясь, она произнесла: "Прощайте, друзья, я еду к славе!" Это были ее последние слова – голова резко дернулась и повисла, как у сломанной марионетки. Шарф попал на ось колеса набиравшего скорость автомобиля и удавкой впился в шею. Длинный красный шарф, который так любил Есенин на долгие годы ставший символом нового начала в танцевальном искусстве, как будто за что-то мстя Айседоре, задушил ее. Чтобы освободить голову Айседоры, притянутую к борту машины, пришлось разрезать шаль. Толпа бросилась к машине и увидев бездыханное тело принялась рвать шарф на сувениры. Дело в том, что веревка повешенного или удушенного, согласно повериям, гарантирует долгую жизнь...

Как рассказывает Владимир Кузьмин, встреча с Катей многое изменила в его жизни.
"Я очень сильно изменился после того, как мы встретились, - откровенничает музыкант. - Я не пью крепкий алкоголь, только пиво, да и то нечасто. Похудел, занимаюсь спортом. Бросил любовниц, которые были у меня по всему миру. Это очень известные и красивые женщины, но я не буду называть их имена. Я влюбился в простую девушку из маленького городка. Она прекрасна. Я живу для нее, никогда ей не изменял. Даже мыслей таких не было".

Владимиру Кузьмину удается удачно сочетать семейную и творческую жизнь. Он не только гастролирует, но и работает над очередным диском.

"Я с января пишу четверной альбом в своей студии, - поделился Владимир. - Это будет музыка на года. Все, кто слышал новые песни, – в шоке! Это 45 новых треков. Осталось записать барабаны. Все песни – не в формате. Там есть рок, есть блюз, есть электронная музыка, есть поп, но не попса. Это концептуальные песни, поэтому их не возьмет ни одна радиостанция. А ходить и просить я не хочу. Лет через пять–десять они начнут выпрашивать у меня эти песни. Это будет энциклопедия рока!"

— Считается, что ваш союз — один из самых звездных в нашем кинематографе. Что-нибудь можете к этому добавить?
Лионелла Пырьева: Что он еще один из самых долгих и романтичных. У нас с Олегом был тайный роман еще… до моего брака с Пырьевым. То есть более 40 лет тому назад…

Олег Стриженов: Причем задолго до него была еще одна встреча, но какая! 1955 год. Шли съемки «Мексиканца», в котором я играл боксера Риверу. Оставалась последняя «режимная» съемка возле Оперного театра. Я увидел ее сразу. Она скромно стояла за веревочным оцеплением в толпе любопытствующих. На вид лет шестнадцати-семнадцати, с огромной копной волос, с лучезарными карими глазами и тонкой осиной талией. «Вы не Джина Лоллобриджида?» — не зная, что сказать, спросил я. «Меня зовут Лионелла». — «А можно просто — Ли?» Увы, наш разговор прервали, меня чуть не силой утащили на съемку. А вечером вся наша съемочная группа уехала в Ялту.
Л.П.: Мы встретились позже — в 1962-м! Но и тогда мы с Олегом расстались: молодые, горячие, ведомые страстью и… чувством долга. Так сложилось, что я не была готова выйти за Олега замуж, а у него семья была, маленький ребенок. Вот и решили: раз вместе нельзя, рубить — так под корень. Я ушла. Потом случился мой шестилетний брак с Иваном Александровичем… А еще тринадцать лет спустя мы встретились на съемках «Последней жертвы» у Тодоровского. Он признался мне в любви, и с тех пор мы практически уже не расставались. В один прекрасный день Олег пришел на озвучание и при всех сделал мне предложение.

— Вы в этот момент были замужем?

— Да, как раз в тот момент был у меня брак, но не очень удачный, все шло к разводу. Поэтому я тут же согласилась… Кстати, 12 ноября у нас была дата — 30 лет (1976 год. — Авт.) в браке. В браке со штампом! Когда я рассказала нашу историю Виктории Токаревой, она воскликнула: «Этот роман я должна написать…»

Незадолго до встречи с Мариной Ладыниной Пырьева пригласили в Киев на студию «Украинфильм» для съемок фильма «Богатая невеста». Перед ним стояла проблема выбора актрисы на роль главной героини. Увидев Ладынину, Пырьев сразу же понял, кто ее сыграет. Все решилось само собой, правда, развод Иван Александрович еще очень долго не мог получить. Ада так тяжело переживала уход мужа, что даже пыталась покончить с собой. Марине она заявила, что придет время, и Пырьев бросит и ее…

После успеха «Богатой невесты» – за эту работу Ладынина и Пырьев были в том же году награждены Орденами Ленина – они приступают к съемкам второй совместной картины «Трактористы», которая тоже оказалась удачной. Но главные «блокбастеры» звездной пары были еще впереди.

Фильм «Свинарка и пастух» начал сниматься в феврале 1941 года, а в июне началась война. Сцены на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке снимались, когда над Москвой ревели «мессершмитты». Комедия вышла на экраны уже в ноябре 1941 года. Критики тут же окрестили ее «деревенским лубком», а вот зрители приняли ее на ура.

После войны Иван Пырьев приступил к созданию своей очередной музыкальной комедии – «Сказание о земле Сибирской». Марине Ладыниной, как всегда, в ней отводилась главная роль – певицы Наташи Малининой. Зрители приняли ее очень хорошо, в прокате 1948 года она заняла третье место, а вот коллеги по цеху и критики отнеслись к ней, мягко говоря, прохладно. Иван Александрович даже хотел после этого переключиться с комедий на более серьезные жанры, но ничего не вышло, и он вернулся в привычное русло.

В новой картине режиссера «Кубанские казаки» (1949) Марина Ладынина сыграла председателя колхоза Галину Ермолаевну Пересветову, женщину решительную, деловитую, в то же время душевную и отзывчивую. Поначалу роль ей никак не удавалась, но постепенно в ходе съемок Марина Алексеевна смогла найти нужные краски.

На площадке для Пырьева не существовало понятия «жена». Только актриса и солдат Ладынина. Как-то Марине стало плохо во время съемок – от переутомления. Первый вопрос, который задал супруг, когда она пришла в себя: «Сниматься дальше можешь?»…

Зрители приняли новый фильм с неописуемым восторгом, а песни, написанные Исааком Дунаевским, стали поистине народными.

В 1953 году Ладынина вновь снялась в картине своего мужа, девятой по счету. В фильме «Испытание верности» она играла женщину, от которой уходит муж. Роль оказалась пророческой, как и слова Ады Войцик...

В конце 50-х Иван Александрович решил экранизировать повесть Достоевского «Белые ночи», на роль Настеньки он без проб утвердил девятнадцатилетнюю студентку ВГИКа Людмилу Марченко. Стареющий режиссер влюбился без памяти, и разница в возрасте его не останавливала. Когда Марина Ладынина попыталась прояснить ситуацию, он первым пошел на разрыв, заявив при этом, что после развода ее никто не будет снимать.

Так и случилось. Пользуясь своим авторитетом, Пырьев просто запретил другим режиссерам приглашать Ладынину на роли, на кинокарьере актрисы был поставлен крест. После развода они не встречались. С Марченко у Пырьева так ничего и не вышло. Впоследствии он женился на актрисе Лионелле Скирде, которая была младше его на 37 лет. Умер он в 1968 году, и Ладынина пришла на его похороны – не могла не проститься. Ее заметили журналисты. «Вы его очень любили?» – прозвучал некорректный вопрос. Она выдержала паузу и произнесла: «Я и сейчас его люблю».

Ладынина пережила своего бывшего мужа на 35 лет. В последние годы жизни Марине Алексеевне было особенно тяжело: болезни, безденежье… Марины Алексеевны Ладыниной не стало 10 марта 2000 года. Она ушла из жизни тихо и скромно, как и жила все годы после своего оглушительного успеха.

Раиса ВИВЧАРЕНКО